С тем, что он окунал своего спутника "мордой в дерьмо", Йен был решительно не согласен - он всего лишь держался с шемленом так, как тот того заслуживал! Обычная для долийцев гордость была раздута у Лирандина до настоящей спеси, на что не раз указывали ему даже члены родного клана. Нет, конечно, с ними он такого себе никогда не позволял - с представителями Народа (особенно если те не были плоскоухими) он всегда был дружелюбен и любезен, - но вот чужакам доставалось от него, казалось, за один факт их существования. Разумеется, сам Йен проблемой это не считал, даже если уже не раз попадал в неприятности благодаря своему тяжелому характеру. И извиняться, так же, как и признавать собственную неправоту, не любил и не умел.
- Ради моей безопасности ты предлагаешь мне вести себя, как плоскоухая шваль, которая боится поднять глаза на "господина"! - рявкнул в ответ Лирандин, тоже натягивая поводья и сверкая глазами на Луи, который оказался слишком близко. - И пусть только какой-нибудь шемлен попробует прикоснуться ко мне хоть пальцем - посмотрим, кто еще будет молить о смерти! Fenedhis lasa, кто я, по-твоему - наивный ребенок, который не может себя защитить?! - Йен еще долго мог разоряться и кричать на орлесианца, но на губах того снова появилась насмешливая улыбка, а хлесткие слова показались оплеухой и заставили Йена вспыхнуть и, к сожалению, залиться неуместным румянцем. - Что?! Я... Да ты... - возразить было нечего, и долийцу только и оставалось, что еще раз выругаться сквозь зубы: - Dirth'din, shemlen'alas! - после этого он надолго замкнулся в гордом молчании, полностью игнорируя существование напарника и глядя ровно перед собой, словно его шея вдруг окаменела и потеряла способность поворачиваться. И только когда гнев более или менее улегся в груди, Лирандин нехотя заговорил снова: - Почему бы мне не быть наемником? Эльфы бывают наемниками, и вряд ли им приходится прятаться за чужими спинами и отводить взгляд, - при этим словах верхняя губа долийца презрительно вздернулась - сама мысль о том, чтобы лебезить перед шемленами, наполняла его холодной яростью.
  В том, что среди плоскоухих есть наемники, Йен был уверен: несколько таких однажды пытались укрыться в его клане. Хранитель отказал им, рассудив, что они принесут клану одни лишь неприятности, и Йен был с ним полностью согласен. Одно дело, когда плоскоухие приходят, потому что хотят учиться, познавать правильный путь, совсем другое - когда просто используют своих собратьев, а сами в душе - не лучше любого шемлена.

  Может, ветер между острыми ушами Йена и не гулял, зато он хорошо умел создавать между ними блаженную пустоту, глухую ко всем звукам извне. Так он "не услышал" слова Луи о распущенности, потому что знал - стоит только обратить на них внимание, хоть как-то отреагировать, и вернется предательский румянец, который куда красноречивее слов. Спорить же о том, справится или не справится долийский маг с разъяренной толпой грязных шемленов, было и вовсе ниже достоинства этого самого мага - уверенность в своих силах могла посоперничать в нем разве что со все той же спесью.
  Так что снова заговорить Лирандин соизволил, только когда разговор вернулся в более конструктивное русло. Хотя самый первый его комментарий едва ли можно было счесть толковым предложением или аргументированным возражением.
- Можно подумать, что на прислугу я похож больше! - парировал долиец, все еще возмущенный и оскорбленный до глубины души тем, что ему предлагали - даже понарошку! - прислуживать шемлену.
  Даже служба в Инквизиции некоторым образом топталась по гордости Йена, но он понимал, что это важно и необходимо. Необходимости изображать плоскоухого лакея он не видел и готов был спорить с этим до хрипоты. К счастью, не понадобилось: Луи высказал новое предложение, и хотя долийца оно все так же не порадовало, он вынужден был признать, что оно куда толковее предыдущих.
- Ладно, - нехотя согласился он, едва удержавшись от того, чтобы сплюнуть на чистый снег. - Хотя мне и претит мысль развлекать шемленов эльфийскими песнями... Но будем надеяться, этого и не понадобится. Съедим что-нибудь, переведем дух и отправимся в эльфинаж, так? - эти слова Йен дополнил тяжким вздохом. - Лучше бы меня отправили одного...

  Увы, никто не предупредил Лирандина, что планы зачастую остаются только планами, и все обычно идет не так, как задумано. Начать хотя бы с того, что в Монтсиммар разведчики прибыли ранним утром, а наведываться в эльфинаж раньше вечера не было никакого смысла. Так что на постоялом дворе или где-то в городе предстояло провести куда больше времени, чем предполагалось.
  Разговаривать с шемленами, снимать комнаты, договариваться о местах в стойлах - все это Йен предоставлял делать Луи. Не столько потому, что не хотел снисходить до этого, сколько потому, что понимал, как близко от этого до провала его нехитрой легенды. Странствующие музыканты не рычат на шемленов, не покрывают их эльфийскими проклятьями и не советуют держать свои дурацкие шуточки при себе. Так что долийцу оставалось прикидываться слепо-глухо-немым, пока в ладонь ему не лег тронутый ржавчиной ключ, а на столе перед ним не появилась миска бурого варева, которое здесь выдавали за овощное рагу.
- Не хотелось бы задерживаться здесь дольше необходимого, - негромко произнес Йен, трогая неаппетитную массу ложкой.
  Острое ухо то и дело подергивалось, реагируя на шум и гомон, которые доносились, казалось, со всех сторон сразу. По утреннему времени посетителей было немного, но зато те, кто был, не брезговали заливаться элем и дешевым вином в столь ранний час. От этих столов то и дело долетал грубый хохот, обрывки фраз, произнесенных с уродливым акцентом, а то и вовсе на языке, незнакомом эльфу, и он чувствовал себя, как на иголках. Какое там "расслабиться и перевести дух" - он был так напряжен, как будто готовился отражать атаку в любой момент.
- Тоскливо у тебя тут, Жак, хоть волком вой! - громогласно произнес один из шемленов - красномордый толстяк с шеей такой толщины, что она, пожалуй, превышала даже обхват бедра Йена. Обращался он к хозяину постоялого двора, судя по тому, что тот торопливо засеменил к его столу. - Хоть бы брынчателей каких завел, что ли, а то ведь все сбегут в "Кривую стрелу" - до нее тут всего два квартала, клянусь потными яйцами Создателя!
- Так ведь есть, есть у меня музыканты! - торопливо заверил шумного посетителя хозяин и оказался уже рядом со столом Йена и Луи. - Ежели сыграете - за комнаты платы не возьму, - вполголоса произнес он, со значением глядя на шемлена - явно признал его за главного.
  Лирандин тоже смотрел на него, выразительно округлив глаза и быстро мотая головой из стороны в сторону. Пусть скажет, что струны порвались, или что голос пропал, или еще что угодно - только не пришлось бы петь для этого пьяного шемленского скота!

  Откровенно говоря, Йен ожидал, что орлесианец с радостью согласится на предложение трактирщика и полностью проигнорирует все немые знаки долийца - не столько для того, чтобы поддержать легенду менестрелей, сколько для того, чтобы позлить своего спесивого спутника. Так что то, что Луи все-таки принялся торговаться, здорово его удивило. Впрочем, принимать это на свой счет эльф не спешил - конечно же, шемлен просто не хочет нарываться на неприятности и, по сути, прячет его у себя за спиной, как и было сказано в его же советах.
- Играй, что хочешь, друг, лишь бы они утихомирились, - покладисто согласился трактирщик, и у Йена отлегло было от сердца, но ненадолго - голос снова подал красномордый:
- Ни хрена! Ножеухий пущай поет! У них голоса всегда слаще, - свои слова он подтвердил громкой отрыжкой, от которой по залу так и пронеслась волна аромата переработанного эля. - Вот, держи-ка, кролик! - толстяк щелком отправил в полет серебряную монету, и та приземлилась аккурат на стол перед Лирандином. - И пусть не говорят потом, что Гастон Моро не щедрый!
  Собутыльники шемлена отозвались на это заявление преувеличенно восторженным криком - похоже, Моро поил их за свой счет. А Йен все смотрел на монету, которая до сих пор крутилась, подставляя его взгляду то вставшего на задние лапы льва, то профиль некрасивой женщины в маске. От ярости у него до боли сжались челюсти, и он почти чувствовал, как в карих глазах зарождаются пурпурные искры - предвестники магии, которую он готов был обрушить на шумного шемлена.
  Как ни смешно, остановила Йена одна мысль: если он сейчас сорвется, Луи потом будет злорадствовать. Еще бы, ведь он окажется кругом прав! Дикого долийца нельзя пускать в город и допускать к серьезному заданию - он все сорвет своей глупостью и несдержанностью.
- Хорошо, - отрывисто произнес Лирандин, расстегивая пряжку плаща и сбрасывая его на спинку стула. Кольчужные вставки его доспеха, наверное, мало подходили менестрелю, но ведь он должен выглядеть экзотично, разве нет? - Я спою, - глухо добавил он, поднялся на ноги и отошел к очагу, поворачиваясь спиной ко всему залу - смотреть при этом на всех этих шемленов было выше его сил.
- Melava inan enansal, - запел он высоким чистым голосом, глядя только на огонь.
- Ir su araval tu elvaral
U na emma abelas.
In elgar sa vir mana
In tu setheneran din emma na...

  Наверное, еще никогда и нигде песнь "Suledin" не исполнялась перед шемленами. Йен пел о Долах, о потерянном доме, о бесприютных странниках, в сердцах которых навеки поселилась тоска, и в то же время - о надежде. О той невозможной, непонятной для людей надежде, которая помогала долийцам держать головы высоко и продолжать свой путь. Путь терпения, Vir Suledin, который однажды приведет их домой, и бесконечная печаль сменится неугасимой радостью.

- Lath sulevin,
Lath araval ena,
Arla ven tu vir mahvir.
Melana 'nehn
Enasal ir sa lethalin.

  Каждая строка наполняла сердце Йена той смесью тоски и гордости, что так хорошо знакома каждому долийцу: они потеряли столь многое, но все же выстояли; они хранят знания, веря, что однажды былое вернется, и тогда Elvhen станут прежними. Правда, которую Алларос открыл ему о прошлом их Народа, едва не пошатнула в Лирандине эту веру, но он все же нашел опоры, которые помогли ему устоять.
  Все, что они узнали - об Арлатане, о Творцах, о том, как жили в те далекие времена эльфы, - могло оказаться ложью, которую предоставил им Ужасный Волк, лучший и коварнейший из лжецов. А кроме того - всегда оставались Долы. Эту святыню никому не было под силу осквернить: в Долах не было рабства, не было эванурисов, которые поставили себя выше остальных, не было предательства и ударов в спину. Долы для Йена были чем-то куда большим, чем легенды прошлого - они были мечтой, которой однажды, возможно, суждено было стать реальностью.
  Все это Йен видел и чувствовал, пока пел, и о том, что он не один, вспомнил лишь когда к его голосу прибавилось нежное пение струн. На удивление эти звуки не разрушили для него волшебство эльфийской песни, а дополнили ее, и он продолжал, прикрыв глаза и видя под смеженными веками Долы - какими они были и какими, конечно же, еще обязательно будут.
  Закончив петь, долиец еще несколько мгновений постоял у огня, зябко обхватив себя за плечи - только теперь он заметил, что в зале установилась удивительная для этого места тишина. Конечно, шемлены не могли понять, о чем он поет, но, видимо, даже они уловили то особое настроение, которое нельзя было нарушать смехом или чавканьем.
  Но, увы, волшебство закончилось, и когда Йен, не произнеся ни слова и не посмотрев ни на кого, направился обратно к их столу, в спину ему полетело:
- А теперь пущай спляшет! - физиономия толстяка покраснела еще больше, а похожие на окорока руки мяли колени, точно ему не терпелось найти для них другое занятие.
- Нет, - негромко, но твердо ответил Лирандин, опускаясь на стул и с ненавистью глядя на монету, которая по-прежнему лежала перед ним.
- Не ломайся, ножеухий! - стул с грохотом отодвинулся, и красномордый поднялся, в развалку подходя ближе. - Ты ж наверняка умеешь ногами дрыгать - ну знаешь, так, по-особенному, как у вас принято! - жирная лапища легла на плечо Йена, заставив его брезгливо поджать губы. - Серебром плачу! А ежели потом поднимешься со мной наверх, так получишь целый золо...
  Договорить толстяк так и не сумел: долиец, терпение которого все же истощилось, молниеносно подхватился на ноги, сжимая в ладони серебряную монету, и с шипением подался ближе к шемлену, с ненавистью глядя на него снизу вверх. Он вскинул руку, накрывая ею лицо толстяка, и на какие-то мгновения его пальцы вместо ногтей украсили острые кошачьи когти, впившиеся в глаза шемлена. Все произошло слишком быстро, чтобы кто-то успел их заметить и понять, как это произошло - тем более, что Моро уже истошно орал от боли, а из его опустевших глазниц текла вместе с кровью желто-бурая жижа, бывшая еще недавно его глазами.
- Вот твое серебро, шемлен, - сквозь зубы процедил Йен, нагревая в ладони монету до такой степени, что она даже покраснела. И этот раскаленный кусок металла он с силой втолкнул в рот толстяка, не обращая внимания на то, что попутно выбил ему несколько зубов. - Ma halam sahlin, shemlen'alas! Ir tel'abelas! - звериное рычание, которым Лирандин выдохнул первое проклятье, сменилось таким злым смехом, который больше подошел бы демону, чем мелкому хрупкому эльфу.

  Нельзя сказать, что Йен забыл о наставлениях своего напарника или о личине менестреля, которую должен был поддерживать. Творцы будут ему свидетелями, он старался! Но одно дело стерпеть "ножеухого" и "кролика", которыми хоть раз в жизни не приласкал эльфа разве что очень ленивый или немой шемлен. Совсем другое - послушно проглотить то, что его приняли за остроухую шлюху, которая с радостью подстелится под шемлена за золото. Такие оскорбления смывают кровью - и никак иначе.
  И уж точно ложью было бы сказать, что долиец не получил удовольствие, пролив кровь наглого Гастона Моро. Хранитель не раз повторял, что ярость и жестокость - очень опасные качества для мага, которые могут сделать его уязвимым для демонов, но обуздывать свои чувства Йену удавалось не всегда. И сейчас он жалел, что не может принять облик зверя и перегрызть глотку отвратительному шемлену - до того сильный гнев им овладел.
  Конечно, у его действий должны были быть последствия - Йен понимал это даже в тот момент, когда с наслаждением вталкивал раскаленную монету в разговорчивый рот Моро. И если трактирщик был просто перепуган и переполнен желанием спасти свою шкуру и свое заведение, то дружки завывающего от боли красномордого толстяка порывались отомстить и "выпустить кишки кролику".
  Что на самом деле оказалось удивительным, так это реакция Луи - тот как будто и вовсе не испытывал досады и с ходу ввязался в свару. Йен только моргнул растерянно, наблюдая за тем, как орлесианец подхватил свои странные тонкие клинки (они были даже тоньше, чем dar'misaan и dar'misu, долиец никогда прежде таких не видел) и в мгновение ока оказался на столе. Рассуждать и спрашивать, впрочем, было некогда, и Лирандин только кивнул в ответ, отступая на шаг, чтобы держать в поле зрения всех, кто был в зале.
- Честные менестрели?! - рявкнул в ответ белобрысый здоровяк, продолжая приближаться. - Как бы не так! Да твой ножеухий приятель искалечил Гастона Моро, уважаемого торговца! Думаешь, мы спустим это вам с рук!
- Подвесим певуна за яйца!
- Брюхо ему вспори!
- Скормим его уши свиньям!
  Белобрысый только осклабился, услышав эти летящие со всех сторон предложения, одно соблазнительнее другого:
- Хочешь уйти отсюда на своих двоих, балабол - оставь нам кролика и проваливай, пока "добрые люди" не решили и тебя рядом подвесить.
  Йен тем временем внимательно осмотрел шемленов, собравшихся в зале. Восемь человек, оружие он заметил только у двоих, сидевших в дальнем углу - похоже, наемники. Они с интересом наблюдали за происходящим, но вмешиваться не спешили - еще бы, такие люди обнажают оружие только за деньги. Эта мысль, похоже, пришла в голову и трактирщику, потому что он, подхватив кошель, рысцой потрусил в их сторону и стал что-то быстро втолковывать.
- Уходи, - отрывисто бросил Йен, не глядя на Луи, и чуть повел плечами, чувствуя, как бурлит в нем магия в преддверии трансформации. - Я справлюсь сам.

  С каждой минутой Йеном все больше овладевал азарт и какое-то хищное веселье - он дошел в них уже до той точки, когда не хотел, чтобы все разрешилось миром, чтобы им просто позволили уйти. Крови скулящего на полу Моро было уже недостаточно для того, чтобы утихомирить его ненависть к шемленам, и он ждал грядущего боя с предвкушением. И от души надеялся, что Луи примет его щедрое предложение и уйдет, оставив шемленов на растерзание... например, волку. Все-таки для красного льва в тесном зале, заставленном столами и стульями, места было недостаточно.
  Но орлесианец не только решил остаться, но и продолжал говорить, будто и впрямь все еще надеялся достучаться до посетителей трактира, которые, похоже, жаждали драки не меньше, чем долиец. Йен был уверен, что этого не произойдет, но упоминание Верховной Жрицы как будто заставило шемленов призадуматься.
- Да, конечно, заливай больше! - фыркнул белобрысый заводила, закатывая рукава и обнажая самые волосатые лапищи, который Лирандин когда-либо видел в своей жизни. - Эта шваль остроухая с расписной мордой, что ли, служит Ее Святейшеству?
- Ну, не знаю, Рауль... - неуверенно протянул из-за его спины тощий шемлен с пегой бороденкой. - Инквизитор-то у нас тоже того... - он почтительно понизил голос, - ... остроухий!
  Верховная Жрица Виктория всего год, как приняла сан, но уже успела зарекомендовать себя, как жесткий и решительный политик. Не говоря уже о том, что в отличие от многих ее предшественниц, ее хорошо знали в Орлее и до принятия сана. Шутка ли - героиня Орлея, Искательница, Правая рука Джустинии! А ну как правда?..
  Наемники по-прежнему с интересом наблюдали за происходящим, держа мечи поближе к себе, но вислоусый трактирщик еще не успел передать им золото и теперь поспешил воспользоваться возникшей заминкой.
- Господа, господа, все это явное недоразумение! - широко раскинув руки, словно хотел их обнять, он поспешил к жаждавшим драки шемленам во главе с белобрысым. - Давайте-ка я вам поставлю еще выпить - за счет заведения, разумеется! - и пошлю Пьера за целителем для уважаемого мессера Моро! А менестрели, кем бы они ни были, - тут он обратил красноречивый взгляд к Луи и Йену, - сейчас уйдут, пока не пролилось еще больше крови. Никому из нас ведь не нужны неприятности, верно?
  Еще с минуту в зале царила напряженная тишина, которую прорезал лишь скулеж лежащего на полу Гастона Моро, а затем белобрысый Рауль неохотно кивнул.
- Ладно. У Ее Святейшества нет более преданных слуг, чем жители Монтсиммара. Так что убирайтесь по добру, по здорову, но лучше больше не попадайтесь нам на глаза!
  Он вернулся за свой стол, его примеру последовали и его приятели, а трактирщик тем временем развел бурную деятельность. Эльфенка-полотера он послал за лекарем, подавальщице велел принести лучшего вина несостоявшимся драчунам и даже нашел время, чтобы остановиться рядом с Луи и Йеном и прошипеть им вполголоса:
- Не знаю, те ли вы, за кого себя выдаете, но лучше проваливайте прямо сейчас! И задаток за комнату я вам не верну, - мстительно добавил он и убежал дальше отдавать распоряжения.
  Йен, чувствуя одновременно разочарование и облегчение - к нему понемногу возвращался здравый смысл, - подхватил свой плащ и направился к выходу. Когда затхлый зал постоялого двора остался позади, и на них обоих обрушились звуки и запахи утреннего Монтсиммара, он шумно вздохнул.
- Ну давай, говори, что хотел, - в том, что Луи есть что сказать по поводу его поведения, Лирандин не сомневался.

  Йен и сам не смог бы сказать, что удивило его больше: то, что орлесианец и не подумал отчитывать его за выходку в трактире, или то, что его похвала неожиданно пришлась ему по душе. На языке так и вертелось совершенно мальчишеское: "Это что, я еще и не так могу!", но Лирандин напустил на себя важный вид и с деланным безразличием передернул плечами.
- Бывают ситуации, когда словами не обойтись, - совсем уж расщедрившись, он признался: - Но язык у тебя и впрямь хорошо подвешен, я не думал, что их можно будет угомонить. Не то, чтобы я не смог с ними справиться, если бы дело дошло до драки, - небрежно добавил долиец, вслед за своим спутником направляясь к стойлам, - но нам ведь не нужно привлекать к себе лишнее внимание, верно? - прилаживая седло на спину оленя, который меланхолично жевал какую-то траву, Йен все-таки не выдержал. - Что, и это все, что ли? Не собираешься выговаривать мне, распекать и злорадствовать? Никаких "я же говорил" или "ты не умеешь себя вести, дикарь остроухий"? - вслед за этими словами Лирандин невольно усмехнулся - больно забавно они звучали из его собственных уст, - и снова передернул плечами. - В любом случае, я так понимаю, нам нужно найти другую конюшню... подальше отсюда. И как-то убить время до наступления темноты. Есть предложения?
  Насчет того, чтобы снять комнату в другом трактире или постоялом дворе, он не стал заикаться. Во-первых, не мог гарантировать, что там не случится чего-то вроде того, что только произошло в "Львином когте", во-вторых, после этой стычки желание поспать словно ветром сдуло.
  Будь Йен один, он занялся бы исследованием города - несмотря на все его пренебрежительное отношение к шемленам и их жизни, ему было любопытно посмотреть на нее вблизи, - и делал бы это преимущественно с высоты птичьего полета. Так же приходилось перекладывать принятие решения на Луи, который явно ориентировался здесь лучше и знал, чем можно заняться... Желательно подальше от вот таких вот Гастонов и Раулей, если только они не хотят оставить после себя кровавый след по всему Монтсиммару.

  Это было действительно странно: с самого момента знакомства они только и делали, что ссорились, а теперь Йен не находил ни одного повода огрызнуться или рявкнуть на разговорчивого шемлена. Тот во всем с ним соглашался, ни в чем не упрекал и был таким дружелюбным, что в голову долийца даже закралась вполне понятная мысль: не издевается ли треклятый орлесианец над ним снова?
  По этому поводу Луи достался очередной подозрительный взгляд искоса - как раз вовремя, чтобы заметить, как его глаза прямо-таки ощупывают фигуру долийца. Вместе с комментарием о "страстной натуре" Йена, которая его, видите ли, "будоражит", прозвучало это все пошлым намеком, заставившим эльфа задохнуться от возмущения.
- Я не... Что?! Да ты просто... - тут он осекся, сообразив, что правильнее было бы вовсе не реагировать, сделав вид, что не заметил никакой двусмысленности, и с запозданием придал лицу равнодушный вид. - Не представляю, о чем ты, - ровно заметил Йен, но покрасневшие уши утверждали обратное.
  Угрозы, исходившей от толстяка Моро, в своем новом знакомом Лирандин не чувствовал. Он вообще не сомневался, что сказано это было только для того, чтобы подразнить его, а он бездарно на эту уловку поддался. И если он сейчас кинется отстаивать свою задетую честь, будет выглядеть еще большим дураком, чем уже себя выставил.
  "Смейся, смейся, шемлен, - мысленно посулил Йен, тоже ведя своего оленя под уздцы. - Мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним".
  Угроза, даже не произнесенная вслух, была, в общем-то, довольно пустой - эльф не собирался мстить Луи. Все, чего он сейчас действительно хотел - это найти место, где можно было бы оставить свое ездовое животное, а заодно место, куда можно было бы забиться самому. В чем-то орлесианец оказался прав: на оленя и его экзотичного всадника все чаще поглядывали с удивлением, а какие-то дети даже увязались следом, показывая пальцами. Долиец сам по себе - зрелище не самое привычное в городах, а в сопровождении оленя, возвышавшегося над людьми, был, пожалуй, приметнее бродячего цирка.
- Хорошо, пускай будет твой знакомый, - покладисто согласился Йен, на которого город, с каждой минутой становившийся все оживленнее, давил все более заметно.
  У Антуана, кем бы он ни был, разведчики не задержались надолго: пока долиец давал наставления удивленному конюху, Луи пообщался со своим знакомым, и вскоре они уже шли по улицам Монтсиммара на своих двоих.
  Рыночная площадь навалилась на них внезапно - сонмом звуков, цветов и запахов, и Йен даже головой потряс, пытаясь освоиться со всем этим разнообразием. Вокруг кричали, разговаривали, смеялись, торговались, клянчили, кокетничали, ругались, спорили - словом, делали все, на что только способны люди, собираясь в большом количестве. Торговые шатры и прилавки пестрели разнообразием - здесь, похоже, можно было найти все, от булавок до булав.
- Их так много... - нерешительно произнес Лирандин, подергивая острым ухом. - Долийцы иногда отправляются в города, чтобы поторговать, но меня никогда не отправляли с ними, - он криво усмехнулся. - Думаю, ты понимаешь, почему, - кто-то мимоходом толкнул его так, что он с трудом устоял на ногах, и даже не обернулся, и ухо эльфа снова нервно задергалось. - Ты действительно рассчитываешь узнать что-то здесь? - он с трудом понимал, как в этом месте шемлены слышат хотя бы друг друга.

  Если Луи легко и ловко удавалось лавировать между покупателями и зеваками, каждый из которых явно не замечал никого, кроме себя, Йену то и дело доставались толчки и удары локтями, от которых он очень скоро почувствовал себя окончательно несчастным. Даже огрызнуться на невоспитанных шемленов не было никакой возможности - тот, кто толкал его, тотчас же растворялся в толпе, а долийцу только и оставалось, что идти дальше и пытаться не потерять из виду белобрысую шевелюру Луи.
- Затеряться, может, и непросто, а вот быть затоптанным - как нечего делать... - обиженно проворчал он себе под нос, с трудом поспевая за орлесианцем, который шел так легко, будто заранее знал, куда поставит ногу каждый из встречных шемленов. - Замечательно! - с непередаваемым сарказмом прокомментировал Йен, когда Луи указал ему на площадку, где стояли те, кто ничего не покупал и не продавал - кроме себя самих. - Я всегда мечтал побывать на невольничьем рынке - вернуться к корням, так сказать, - ядовитое замечание он сопроводил презрительным фырканьем, но все-таки послушно направился за напарником - за неимением собственных идей приходилось прислушиваться к чужим.
  Со всех сторон то и дело долетали обрывки фраз, но Йен не мог разобрать их смысл - не только из-за чудовищного акцента, но и из-за того, что отвсюду поступало одновременно очень много информации, и он просто не успевал ее воспринимать. Кто-то говорил что-то о чудодейственном средстве, увеличивающем мужскую силу, кто-то - о покрасневшей попке младенца, кто-то - о Великом герцоге и "той эльфийской шлюшке", и все это смешивалось в какой-то невразумительный словесный ком, из-за которого у Лирандина начинала пухнуть голова.
  В конце концов, они все же добрались до наемных работников и какое-то время терлись рядом с этий площадкой, прислушиваясь к обрывкам разговоров. Йен не знал, что удалось услышать Луи, зато его самого успели шокировать дважды, и даже сам он не мог бы сказать, что было хуже: когда его самого приняли за слугу и спросили, умеет ли он натирать полы воском (долиец прикинулся глухим и поспешил скрыться с глаз пучеглазого шемлена), или когда сутулый мужчина с лицом, изрытым оспинами, назвал его "господином" и поинтересовался, не нужен ли ему "справный кучер", что бы это ни значило.
  Йен отшатывался от этих вопросов, как от чумы, все больше мрачнел на глазах, но, как оказалось, испытания его на сегодня не кончились. Он стал свидетелем следующей сцены: пузатый шемлен в блестящей полумаске приценивался к худой эльфийке, у которой от недоедания даже щеки ввалились. Он осматривал ее со всех сторон, словно лошадь, спрашивал у нее что-то на своем отвратительном, квакающем языке, а под конец небрежным жестом указал на свои сапоги, и девушка стремительно упала на колени и принялась натирать украшающие их огромные пряжки.
- Хватит! - не выдержал наконец Йен, проталкиваясь к ним и рывком поднимая эльфийку с колен. - Ты понимаешь, что ты не должна так жить? Не должна служить этим зажравшимся шемленам за их жалкие деньги? Вы все не должны! - повышая голос, обратился он к эльфам, которые прислушивались в равной степени с интересом и изумлением.