Dragon Age
Before the Storm
18 +

Точка отсчета: начало Волноцвета 9:44 Века Дракона.
События развиваются после финала "Чужака".
Hawke
Социальный герой. Сочувственно покивает вам в разговоре.

Dragon Age: Before the storm

Объявление

26.01.2019 А мы отмечаем 3 месяца ролевой!
31.12.2018 Гремят салюты, поднимаются тосты, жгутся костры! И мы также поздравляем всех наших игроков и случайно зашедших с Первым Днем! Будьте счастливы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Dragon Age: Before the storm » Недоигранное » 7 Облачника 9:44 ВД | Затерянный остров


7 Облачника 9:44 ВД | Затерянный остров

Сообщений 21 страница 25 из 25

1

ЗАТЕРЯННЫЙ ОСТРОВ
7 Облачника 9:44 ВД | Лломерин, Недремлющее море
https://picua.org/images/2018/11/03/b8b42a87cc145bae0b6d131f908e3148.png
Тесса Форсиция и Андерс

Если запереть мага и убийцу магов в тесной хижине, не выйдет ничего хорошего.
Или наоборот.

-

0

21

  Сделать этот и без того смущающий момент еще более неловким могло только одно - реакция Фелиции. К счастью, она же могла и развеять неловкость, что и произошло, когда девушка рассмеялась вместо того, чтобы возмутиться или рассердиться. Андерс перестал прятаться за собственной ладонью, посмотрел на собеседницу и ответил ей такой же улыбкой.
- У всех свои слабости, признаю, - он виновато развел руками, разумеется, совсем не испытывая вины. - Моя хотя бы вполне безобидна, - он рассмеялся вслед за Фелицией и тоже приложился к своей кружке. - Я легко могу организовать для тебя горячую ванну: бадья вон за той дверью, - Андерс кивнул на комнатку, служившую ему и спальней, и кабинетом, и купальней, - колодец прямо рядом с домом, а подогреть воду не составит труда, - с этими словами он щелкнул пальцами, и с них посыпались крошечные электрические искры.
  "Рисуюсь перед ней, словно озабоченный юнец. Угомонись, Андерс, вспомни Предел Андорала, если уж твой целительский кодекс внезапно стал для тебя пустым звуком".
  Вспоминать Предел Андорала не хотелось - как пять-шесть лет, прошедшие с момента взрыва в Киркволле. Вообще не хотелось думать ни о чем темном и тяжелом, и в этом разрезе "вызов" Фелиции оказался не самым удачным. Самыми страшными историми, которыми пугали друг друга ученики Круга, были правдивые истории. Об усмирениях, наказаниях, избиениях, изнасилованиях и даже убийствах. Об унижении и боли, об отчаянии, которое приводило к непоправимым поступкам, о запретной магии, которая дарила ложное ощущение силы в месте, где хочется кричать от собственной беспомощности.
  Андерс знал, что в каком-то смысле ему повезло. За годы, которые он провел в Круге, с ним не случалось ничего по-настоящему страшного, и больше всего в память врезались три момента. Первый - когда его насильно увезли из дома и заперли в башне, что было шоком для двенадцатилетнего мальчишки. Второй - когда его разлучили с Карлом, единственным человеком, который примирял Андерса с заточением. Третий не был связан с каким-то конкретным событием - это было ощущение своей несвободы, которое и заставляло его совершать побег из Круга семь раз. Здесь ему тоже везло - многие маги после таких побегов заканчивали усмирением или были "случайно" убиты храмовниками, которые отлавливали их.
  Но, конечно, совсем не о таких историях спрашивала Фелиция, и Андерс, который по-прежнему не хотел портить этот теплый приятный вечер, не позволил своему лицу отразить его темные мысли. Он немного рассеяно улыбался, перебирая воспоминания о своем ученичестве и пытаясь вспомнить то, что слышал в детстве, когда старшие ученики хотели подшутить над "мелочью желторотой".
- Что же, я расскажу, но потом не приходи ко мне с жалобами на то, что не можешь заснуть, и просьбами об успокаивающих отварах, - с притворной строгостью заговорил Андерс, разливая остатки вина по кружкам. - Лет тридцать назад, еще до того, как в Круг попал я, жила-была там девочка Алайя. Алайя была эльфийкой - хорошенькая, как картинка, но непослушная, как и все двенадцатилетние дети. Она не хотела зубрить учебники - она хотела бегать за бабочками во дворе; не хотела ложиться спать, когда храмовники гасят светильники в коридоре - она хотела делиться секретами со своими соседками по комнате; не хотела даже носить скромные ученические мантии - стянув у усмиренных нитки с иголками, она по ночам перешивала их, делая из них щегольские платьица. Алайе вообще было очень важно, как она выглядит - в отличие от многих детей, которые попадали в башню без каких-либо предметов из их домов, она сохранила даже несколько украшений, в том числе славные золотые сережки, которые мило смотрелись на ее острых ушках - куда лучше, чем на моих, - усмехнувшись, Андерс коснулся одного из золотых колец в своем ухе. - Но самым страшным проступком Алайи было то, что она не хотела есть ту бурду, которой кормят учеников в Круге - капризничала и всем рассказывала о вкусных пирожках, которые пекла ее мама, горничная у какой-то знатной леди. Алайю не раз предупреждали, что повар в башне - очень злой и строгий, хуже храмовников, но она только отмахивалась и продолжала твердить свое. А однажды, - здесь Андерс зловеще понизил голос и чуть подался к Фелиции через стол, - Алайя просто исчезла, и никто ее больше не видел. Кто-то говорил, что ее, возможно, усмирили, кто-то - что она не прошла свои Истязания, хотя для них она и была еще слишком молода, кто-то - что ей удалось сбежать. Но как-то вечером на ужин ученикам подали пирожки с мясом, и в одном из них обнаружилась... золотая сережка! - на последних словах Андерс повысил голос и сделал резкое движение в сторону девушки, как полагалось делать всегда, рассказывая страшные истории, а затем рассмеялся. - Честное слово, я старался придумать что-то повеселее, но к сожалению, во всех страшилках, которыми пугали друг друга ученики, всегда крылась доля правды, - улыбка медленно соскользнула с его лица. - Вряд ли в башне действительно был повар, который готовил пирожки из непослушных учеников, но вот правдивых историй о таких бесследных исчезновений - пруд пруди... - он немного помолчал, затем одним глотком допил содержимое своей кружки и улыбнулся девушке - вполне искренне, хоть и немного грустно. - Ладно, раз уж мы почти прикончили ужин, предлагаю последний круг - и прикончить и игру тоже. Тебе все еще нужен отдых, а мне - помыть посуду. И устроить тебе ванну, конечно! - жуя последний кусок мяса, Андерс раздумывал над новым "вызовом", который потребовала Фелиция. - Правила игры такого обычно не позволяют, но я думаю, ты можешь отказаться, если для тебя это слишком, - запоздало сообразив, как это могло прозвучать, он весело фыркнул. - Нет, ничего такого, что потребует от тебя раздеваться! Я подумал, может, ты могла бы спеть для меня?

+4

22

— О-о-х, — Тесса не может сдержаться и блаженно жмурится, только представив себе всю прелесть одной лишь возможности с головой окунуться в горячую воду, — Это было бы очень здорово. Просто невероятно. Моей благодарности совсем не будет границ.
Наверное, не стоило излишне злоупотреблять чужим радушием и гостеприимством, но вскруживший голову легкий хмель стирал некоторые рамки. Да и сама Тесса, чего скрывать, редко отличалась исключительной скромностью.
— У меня крепкие нервы, — и это очень даже правда. Хотя и странно просить о страшной сказке на ночь, когда собственная жизнь и без этого полна достаточно темными и мрачными историями. Но Тессе интересно и с этим интересом ничего не поделаешь, хочется ей страшилку из чужого детства и всё тут.
Она с ногами забирается на стул, устраиваясь удобнее, неторопливо допивает вино и внимательно слушает про эльфийскую девочку. Годрик был хорошим рассказчиком и в какой-то момент Тесса представила себе, как он, только лет так на двадцать моложе, рассказывал ночью эту же самую байку рассевшейся по кроватям детворе, конечно же, не скупясь ни на подробности, ни на зловещее понижение голоса до самого шепота в требовавших того моментах. Она даже вздрогнула, как и полагалось в таких ситуациях, в самом конце, когда мужчина резко подался вперед.
— Но страшная история не должна быть веселой, — капризно тянет Тесса, а потом задумчиво хмыкает, — Но на самом деле это грустно, хотя, мне кажется, что в основе многих страшилок лежит какая-то доля правды. Это как с шутками, в которых есть доля шутки.
Годрик был прав и следовало потихоньку закругляться. Тесса хоть и чувствовала себя уже лучше, чем, как только пришла в сознание, но теперь о себе начинала давать усталость, накрывшая плечи подобно мягкому и теплому одеялу. А ещё — ванна. И вызов на возню с её волосами.
Создатель, храни такого славного человека, а? Чего тебе стоит? К тому же сама Тесса редко склонна просить за кого-то кроме себя и Мариуса в исключительные минуты крайнего отчаяния.
А сейчас наступала её очередь и Тесса смело выбирает вызов. 
— Ох, — девушка почти ляпнула, что лучше бы мужчина попросил её раздеться или что-то, что требовало бы снятия одежды, но прикусила вовремя язык, — Да я этого лет десять, наверное, не делала. Не боишься, что у меня нет слуха и проблемы с голосом? Если что, то просто скажи, чтобы я замолчала, но ты сам нарвался, Годрик, честное слово.
И раз уж действие, то деваться некуда. Точнее, всегда можно отступить, признавшись, что слабо, но пойти на попятную Тессе не давало выпитое за вечер вино. Осталось только выбрать песню.
Про десять лет молчания девушка, конечно же, приврала. Она частенько намурлыкивала себе что-то под нос, но свидетелем этому был только молчаливый Мариус, и это не одно и то же, что петь кому-то. Мариус никогда и ни на что не жаловался, а тут… Тессу, конечно, по юности дрессировали на музыку и искусства, как и всех приличных девочек, но когда это было!
Залпом допивая своё вино, девушка расправляет плечи и, закрыв глаза, делает несколько глубоких вдохов и выдохов, выбирая песню и собираясь с духом.
Она невольно вспоминает слишком давние уроки, от которых остались даже не воспоминания, а их призраки. Как слишком строгого вида пожилая монна каждый раз втолковывала ей, несмышлёной, что, если правильный звук получился один раз, ты она всё время будет стремиться его повторить, потому что это очень приятное ощущение. Ощущение и правда было приятным.
Когда выходит правильный звук, он как будто не твой, а свой собственный. Он случается просто так, маленькой точкой где-то в самой твоей середине, и заполняет всё твоё существо вибрацией, от которой щекотно. Кто знает, может, именно это и чувствуют кошки, когда мурлычут? В любом случае, ощущение и правда очень приятное, и Тессе действительно хотелось его повторять чаще, чем раз в иногда и случайно.
Как давно это было… Но Форсиция по-прежнему помнит главное: не нужно пытаться вдохнуть весь мир. А ещё следует думать, как можно меньше, потому что это мешает.
— В час, когда вечерняя тень опускает сонную сеть,
Я не вижу каменных стен, оттого, что ты еще есть. — В повисшей между ними тишине Тесса слышит собственный голос так, словно он и не её. И, что становится удивительно, ей нравится то, что получилось. Становится спокойнее и дальше она продолжает увереннее.
— Знаю я, что нет пути вспять, что застыло сердце во льду.
Знаю я, что встречу беду там, где есть ожившая память.
Я проклинать не смею выбор твой. Нельзя проклясть и то, что я так создан:
Одной душе служить любви одной, а лгать себе, похоже, слишком поздно.
Меж мною и тобой — граница льдин, закат ее багрит кровавым светом...
Не в том беда, что я теперь один — а в том беда, что песня не допета...

— Между нами даль и вода. Между нами сумрака свет.
Ты всего лишь крикнула "Нет", навсегда оставив мне "Да".
Ты отныне — символ удач. Ты отныне — вечный укор.
Если бы не старый раздор, всё, быть может, было б иначе...
На Западе горят твои крыла. Ах, если бы любовь не знала правил!
Не ты меня кому-то предпочла — похоже, это я тебя оставил.
Возможно, между нами нет преград, возможно, мы еще увидим лето.
Не в том беда, что мне нельзя назад — а в том беда, что песня не допета...

Тесса помнит у кого давным-давно выучила слова этой песни и надеется, что у той рыжей девочки всё в жизни сложилось хорошо. Ей бы хотелось это знать наверняка, особенно после всего, что случилось в Киркволле, но жизнь мотала по свету и не выдавалось момента посветить время себе и тому, что гнетёт и оставляет свой след. Оставалось только писать письма, да только ответов девушка так и не получила. Возможно, что они просто снимались с места с Мариусом раньше, чем весть успевала до них добраться. Хорошо, если так…

— Нет дороги, кроме прямой, нет любви, что можно предать.
Ты навек рассталась со мной — я не обещал расставаться.
Ты стала путеводною звездой, веди меня теперь сквозь бездорожье!
Одной душе служить любви одной — теперь уже иначе быть не может.
На Западе горит твой ровный свет. Прости, что я потребовал ответа.
Н в том беда, что ты сказала: «Нет», а в том беда, что песня не допета...*

Замолкая, Тесса открывает глаза и заглядывает в свою пустую кружку, после чего ставит её на стол и спускает ноги на пол.
— Я помогу убрать пока со стола, а ты подумай над вот такой вот правдой… Хотела я спросить за волосы, но да демон с ними, — поднимаясь на ноги девушка принимается собирать остатки их не хитрой, но вкусной трапезы. — Если бы можно было изменить один поступок в жизни, чтобы ты поменял?


* Finrod song «Амариэ» (за исключением двух строк)
Рандома ради дайс на пение х)

+4

23

  В Фелиции было что-то такое... озорное, что ли, почти мальчишеское, что Андерс ожидал и соответствующий выбор песни - что-нибудь веселое и задорное, что заставит его снова рассмеяться. Тем неожиданнее оказалась пронзительная, берущая за душу песня о любви, которую Андерс слушал не шевелясь и почти не дыша. На девушку он не смотрел - не только потому, что не хотел смутить ее своим взглядом, но и потому, что совсем не хотел показывать смятение, наверняка появившееся на его лице.
  Создатель свидетель, он совсем не хотел думать о Хоуке. Только не сегодня, только не рядом с этой девушкой, которая как будто принесла солнечный свет в его ветхий дом. Забравшись с ногами на стул, она казалась такой маленькой и обманчиво хрупкой. Андерсу ничего не стоило бы подхватить ее на руки и унести в спальню, где он мог бы забыть о теплых карих глазах, которые никогда не посмотрят на него так, как ему бы этого хотелось. Он мог бы наконец согреться сам и даже согреть ее - в нем все еще было так много нерастраченной нежности. Он мог бы...
  Да нет, конечно, он не мог.
  Перепуганные глаза, перекошенный криком рот на лице юноши, который еще недавно смотрел на него с восхищением, видя в нем героя - один из немногих. И собственная ярко пылающая ярость, невесть откуда появившаяся на смену возбуждению. Тогда Адерсу повезло - на крик сбежались другие маги, оттащили его от юноши, опрометчиво пожелавшего скрасить одиночество одержимого. Тогда - повезло, но больше Андерс так не рисковал.
  Фелиция уже закончила петь, и в наступившей тишине в голове Андерса снова и снова повторялась одна строчка: "Одной душе служить любви одной — теперь уже иначе быть не может". Неужели действительно не может? И если за эти семь лет он так и не забыл Гаррета, означает ли это, что этого так и не случится? Эта любовь иногда казалась Андерсу стержнем, благодаря которому он может встать с колен даже в минуты глухого отчаяния, а иногда - страшной опухолью, распустившей щупальца по всему его телу. Он не хотел помнить Хоука. И не хотел его забывать.
- Спасибо, - негромко произнес Андерс, когда тишина стала казаться неловкой. - Я очень давно не слышал ничего столь же красивого и душевного, - он тоже поднялся на ноги и усмехнулся, по-прежнему пряча взгляд. - На Лломерине любят петь, но обычно это песни о роме, золоте, мертвецах и... сиськах, конечно.
  Неуклюжая шутка - лучший способ разрядить обстановку, но Андерс чувствовал, что получается у него не очень хорошо. Он все еще был скованным, а на груди как будто лежал тяжелый темный камень, и вопрос Фелиции не очень-то помог от него избавиться.
  Над ним Андерсу не нужно было долго думать - он хорошо знал ответ. Те, кто знал его, наверняка ожидали бы, что он назовет взрыв, но правда заключалась в том, что Андерс так и не пожалел об этом своем поступке, не раскаялся в нем. В отличие от того дня, когда он стал добровольным вместилищем для духа. Вот что он изменил бы в своем прошлом, вот какой поступок отменил бы, если бы мог, но этой правде не суждено было прозвучать.
- Похоже, ты снова выиграла, - с деланной беззаботностью усмехнулся Андерс, складывая грязную посуду в таз. - Я... не могу ответить на этот вопрос. Я мог бы солгать или ответить как-то обтекаемо, но для этого ты мне слишком нравишься, - это, пожалуй, было уже лишнее, и он прикусил язык. - То есть я хочу сказать... ты приятный человек, и этот вечер был таким приятным... - "Что-то я зациклился на "приятном". - Знаешь, лучше я натаскаю тебе воды для ванны, а посудой займусь потом, - это было достаточно благовидным предлогом, чтобы ретироваться, что Андерс и поспешил сделать.
  Понадобилось не так много ведер, чтобы наполнить бадью, так что справился Андерс быстро. Потом с его пальцев сорвалась небольшая шаровая молния, и вода жадно поглотила ее, шипя и испуская пар. Андерс долил еще немного холодной воды, чтобы кипяток не обжег девушку, и в последний раз осмотрел приготовленные для нее банные принадлежности: мыло, настой из крапивы и лавра для волос, который он делал сам, кусок небеленого полотна, чтобы вытереться.
- Боюсь, у меня нет больше для тебя никакой одежды, но эта сорочка для тебя почти как мантия, - она и в самом деле доходила невысокой Фелиции до колена, и Андерс снова поймал себя на "лишней" мысли - как давно он не видел этой уютной и в то же время соблазнительной картины: женщина в его одежде. - Тебе что-нибудь еще нужно? Справишься сама с повязкой? Только учти - потом мне придется наложить ее снова, - и сейчас эта мысль показалась куда более смущающей, чем когда Андерс деловито занимался раной девушки, не замечая наготы своей пациентки.

+3

24

Что-то изменилось. Момент, когда это произошло, Тесса не уловила, видимо, увлечённая пением, но, когда она замолкла всё уже было иначе.
Интуиция — это то, что не раз спасало ей жизнь, предупреждало об опасности заранее, до того, как разум подметит все необходимые детали. Эта природная чуткость спасала, но бывало и так, что чувство, которое возникало, было сложно понять.
Она что-то задела, видимо, в Годрике и если подумать, то можно с ходу даже набросать парочку вариантов. И глупо было бы представить, что мужчине, который живет в уединении в лесу на Создателем позабытом острове не о чем в этой жизни тосковать или жалеть.
«Молодец, Тесса, просто умница».
— Извини если… — девушка замолкает и впервые с момента своего пробуждения чувствует себя лишней здесь, в этом самом доме; ощущение это оказывается кратковременным, скоротечным, но острым, — …если что-то не так.
Она старается улыбнуться так, словно ничего и не случилось, не зная куда себя деть, обратно уселась на стул, чтобы только бы не мешаться под ногами.
— Ничего страшного, бывают вопросы, на которые не хочется давать ответы, — девушка делает вид, словно не обращает внимания на проскользнувшую откровенность в чужих словах, — но победа не всегда имеет сладкий вкус, иногда кажется, что, — Тесса запинается, отводит взгляд и несколько натянуто улыбается, — что что-то теряешь. Хотя и не всегда понимаешь, что именно.
Неловкость и недосказанность ситуации исчерпывается попыткой Годрика оказать ей ещё одну приятную услугу за сегодняшний вечер. Пока он носит ведрами воду, Тесса, рассмотрев подвешенные к потолку метелки сохнувших трав, подступила к столу, на котором остались её вещи, чтобы только чем-то занять руки. Форсиция прекрасно знает, что все проблемы начинаются ровно в тот момент, когда тебе начинает кто-то нравится. Не важно на сколько сильным окажется это чувство, но ровно в этот миг всё медленно начнёт катиться под откос. И ей действительно стоит как можно скорее покинуть этот дом, пусть уже и не в ночь, но может быть хотя бы до рассвета?
— Большое спасибо, — проследовав за мужчиной в другую комнату, где её ждала наполненная горячей водой бадья, Тесса тепло улыбнулась, — этого всего более чем достаточно. А повязка точно ещё нужна? Я… вроде чувствую себя прекрасно.

Когда дверь в комнату закрылась, Тесса обернулась по сторонам, рассматривая бесхитростное убранство. Подошла к узкому небольшому окну, за которым таял в ночной темноте лес, присмотрелась к щеколдам и тому, как оно, в случае чего, открывается. Чтобы не происходило, как бы хорошо не было, нужно помнить, что в любой момент всё может оборваться и закончится. И готовиться, конечно же, к худшему.
Это сберегало ей жизнь не реже, чем интуиция, пусть это и криводушие — улыбаться человеку в глаза, а за спиной прочитывать всевозможные варианты развития событий.
«Да ладно тебе, Тесса, соберись. Не время для вот этого всего».
Наверное, сложность заключалась в том, что Годрик ей тоже… понравился? В каком-то смысле. Самом простом и общечеловеческом.
А это значит, что тем более не следовало втравливать его в свои неприятности, это будет лучшей благодарностью с её стороны, исключая, конечно, традиционный вариант того, как ещё женщина может отблагодарить мужчину за помощь.
Выдыхая, Тесса неторопливо стягивает через голову чужую рубашку и оставляет её на кровати. Осторожно потягивается прислушиваясь к ощущениям в собственном теле, ожидая хоть малейшего отклика боли, но магия всегда хорошо делала своё дело. Если, конечно, не попадётся целитель дилетант. Снимая повязку, девушка осматривает розоватый след, оставшийся на месте ранения. Пройдет время и не останется даже шрама — в отличии от многих остальных подарков судьбы. Не то чтобы Тесса их стеснялась или считала уродливыми, в чем-то даже наоборот, но каждый оставшийся след напоминал о том, как близко была смерть. Раздеваясь, Тесса аккуратно ощупывает на бедре синяк, припоминая, как саданулась ещё на пиратском корабле. Подступив к бадье, коснулась воды пальцами, пробуя температуру, а потом осторожно перебралась через деревянный борт.
Вода была горячая. По телу прошлась дрожь: сперва от жара, накрывшего с головой, а потом от волны блаженства. Тесса едва сдержала облегченный вздох, зачерпнула в ладони воды и плеснула её себе в лицо, словно это помогло бы избавиться от туманящего голову хмеля и сонной дремоты.
Тесса позволяет себе несколько минут просто посидеть, обняв свои колени и уткнувшись в них носом, вдыхая пары горячей воды, а потом берётся за мыло. Не стоило заставлять Годрика долго её ждать.

Вернулась в комнату, где пришла в себя, Тесса четверть часа спустя, одной рукой прижимая к груди сверток из своей одежды и повязки, а другой, склонив голову набок, отжимая густые пряди.
— Вот теперь ты совершенно точно спас мне жизнь, — оставив свои вещи среди прочих на столе, девушка накидывает себе на голову кусок полотно, послуживший ей полотенцем, и оборачивается к целителю, улыбаясь, словно и не было до этого странной неловкости и смутной недосказанности.

+2

25

  Андерс многое бы отдал за возможность вернуть то настроение, что царило за ужином. Вряд ли его можно было бы назвать легкомысленным и беззаботным - все-таки некоторые двери закрываются навсегда, - но ему было тепло и спокойно, он улыбался и даже смеялся впервые за очень долгое время и был откровенен с этой девушкой так, как не был очень давно. Но все это разбилось о простой и непреложный факт - он больше не такой человек. И скелетов в его шкафах так много, что того и гляди какой-нибудь вывалится при любом неосторожном движении, при любой ненужной откровенности. Так что лучше всего было замолчать и заняться насущными делами, пока он не сказал еще что-нибудь и не довел неловкость до такой степени, когда обоим захочется сделать что угодно, лишь бы не оставаться под одной крышей.
  За Фелицией закрылась дверь, ведущая в комнату, которая служила ему спальней, и Андерс украдкой вздохнул - по крайней мере, он получил время на то, чтобы привести свои мысли в порядок. Ничего такого ужасного не произошло, и вовсе ни к чему начинать вести себя с девушкой как сухарь, а утром она уйдет, и его жизнь вернется в привычное русло. Порой сводящее его с ума, да, но зато безопасное - для него и окружающих.
  Ничто не помогало упорядочить мысли так же хорошо, как дело, и Андерс тут же нашел его для себя, позабыв о грязной посуде. Из комода, где хранились бинты, снадобья и медицинские инструменты, он извлек на свет толстую тетрадь в кожаном переплете, перо с чернильницей и очки гномьей работы - как оказалось, пираты за золото или услугу могли достать что угодно. И это было очень кстати - в повседневной жизни зрение Андерса пока не подводило, а вот делать записи без чудодейственных стекляшек становилось сложно.
  С того момента, как он стал принимать пациентов на Лломерине, Андерс начал вести целительский журнал, тщательно записывая туда каждый случай, с которым ему приходилось иметь дело. Записи свои он часто сопровождал рисунками, которые изображали рану, сыпь или прочую напасть, с которой приходили к нему жители острова. Это оказалось полезно - теперь, сомневаясь в диагнозе, он мог просто отыскать в своем журнале похожий случай и сравнить.
  К тому же это занятие по-настоящему увлекало Андерса, и вскоре он пошел дальше: появились новые тетради, потолще, и он заполнял сведениями о всех болезнях и ранах, которые видел за свою долгую жизнь, о строении человеческих тел и его органах. В Круге были подобные учебники и справочники, но теперь они казались Андерсу неполными - после всей своей практики в качестве целителя он знал больше, чем было написано в этих книгах.
  Увлекло его это дело и сейчас: описывая в подробностях рану его сегодняшней пациентки и метод лечения, Андерс успокаивался, отвлекался от поднявшихся со дна его души тревожных мыслей, и неловкость, возникшая между ними, начинала казаться ему несущественной. Хотя было бы лучше, если бы он то и дело не бросал быстрые взгляды на закрытую дверь, невольно представляя себе, что происходит за ней. Дурные мысли, лишние и совершенно неэтичные по отношению к девушке, которая пока что зависит от него.

  Фелиция вернулась как раз в тот момент, когда Андерс старательно зарисовывал ее рану, пристроив тетарадь на свободном углу обеденного стола. Он вскинул голову, посмотрев на нее удивленно, словно и забыв, что она здесь находится, а потом рассеянно улыбнулся в ответ на ее слова - они, как и ее улыбка, показывали, что и она готова забыть о неловком моменте после ужина.
- Для того и существуют целители, монна, - произнес Андерс и отвесил ей шутливый поклон, не вставая со скамьи. - Хотя, если верить моим пациентам, мое предназначение куда как более произачно, - он ухмыльнулся, а потом вдруг повеселел, вспомнив о том, что еще один загаданный "вызов" девушка так и не выполнила. - Ну что, как говорится, карточный долг - это святое? - сказал он, поднимаясь, и поставил один из стульев на середину комнаты. - Кстати, тебе не стоит волноваться, что я вусмерть запутаю твои волосы - я и в самом деле умею их заплетать. У меня была младшая сестра... - Андерс запнулся, задумчиво потерев подбородок. - То есть, наверное, и есть?.. В общем, да, я умею это делать. Прошу, - он жестом показал на стул и улыбнулся Фелиции не без лукавства. - Если только ты не передумала?

+2


Вы здесь » Dragon Age: Before the storm » Недоигранное » 7 Облачника 9:44 ВД | Затерянный остров


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно