Самые первые мгновения после того, как отзвучал последний стон, были великолепны. И не только потому, что тело находилось во власти приятной истомы и расслабленности после пережитого наслаждения, но и потому, что в голову не постучалась еще ни одна мысль. Блаженная пустота, в которой можно еще удержать тончайшую нить удовольствия, прочувствовать его отзвуки и не думать о том, что было, что есть и что будет - как будто завис где-то между этими понятиями.
  И Йен боялся открывать глаза, потому что знал: одновременно с этим иллюзия рассыплется, и он вспомнит, где он и с кем. Стоило только подумать об этом, как способность притворяться исчерпалась, и реальность напомнила о себе - мягким, удивительно ласковым поцелуем в плечо. Долиец чуть повернул голову, чтобы посмотреть на своего любовника, и в его глазах не было ничего, кроме разве что затаившейся где-то на дне тоски.
  После близости с Артасом он обычно испытывал нежность - глубокую, всеобъемлющую. Он ластился к возлюбленному, обнимал его, пропитывался его запахом, касался губами его кожи и нашептывал на ухо всякие нежные глупости. Каждый раз, когда они были близки, это было больше, чем удовлетворение желаний тела - они подтверждали таким образом свою связь, глубокую и, как казалось тогда Йену, вечную.
  А сейчас он чувствовал опустошенность. Возбуждение, нетерпение и неудержимое желание тепла ушли, а взамен не осталось ничего. Хотя нет, тепла Лирандину все еще хотелось, но теперь было дико даже подумать о том, чтобы получить его от шемлена.
  Непрошенным гостем следом явился и стыд - долиец знал, что опозорил себя содеянным, что заслужил бы презрение сородичей, если бы они узнали о его поступке, и сам тоже презирал себя. И в то же время не мог об этом жалеть: повторись все заново, получи он второй шанс - поступил бы точно так же. Он сознательно позволил себе эту слабость, и теперь будет расплачиваться за нее.
  Луи смотрел на него, и Йен вдруг особенно остро ощутил собственную наготу. А еще ему казалось, что он может чувствовать на себе запах шемлена, и это было совсем уж нестерпимо - не потому, что ему был противен его недавний любовник, скорее он был противен сам себе. Пошел на поводу у похоти, словно безмозглое животное... Хотя почему "как"? В нем ведь и в самом деле сильно звериное начало, вот он и не устоял...
  За отговорки и оправдания - даже перед самим собой! - тоже было стыдно, и этот стыд стремительно вытеснял собой все остальные эмоции. Йен понял, что если еще хоть минуту проведет рядом с шемленом - и тем более, если тот все же заговорит с ним! - он либо расплачется, как ребенок, либо совсем не метафорически сгорит от стыда.
  К сожалению, ничего лучше, чем молча соскользнуть с камня в озеро, нырнуть под воду, чтобы не слышать окриков, и уплыть к берегу, на котором он оставил свою одежду, долиец не придумал. Может быть, вода заберет хотя бы часть воспоминаний, и тогда он точно сможет сделать вид, что ничего не было, и вернуться к насущным делам.

  Прохладная вода - или такой она казалась из-за того, каким расгоряченным до сих пор было тело Йена, - оказалась как раз кстати и помогла хоть немного прояснить голову. Собственный поступок не перестал казаться отвратительным и безнравственным, но к определенному выводу долиец все же пришел: жить он после этого точно сможет. Вот после того, что едва не сделал с ним вчера шевалье - вряд ли... Но об этом думать хотелось даже меньше, чем о собственной несдержанности.
  Вывод второй: все, что только что случилось, не касается никого, кроме самого Йена. Даже шемлена, хотя вряд ли тот сможет это понять. А значит, все переживания, которые явно будут преследовать его еще не один день, если не месяц, должны остаться при нем - ни к чему делать их чьим-либо еще достоянием. Ни с кем о случившемся не говорить, пореже об этом вспоминать, а если получится - вовсе выкинуть из головы.
  Вывод третий: какие-либо проблемы у него могут начаться, только если о произошедшем кто-нибудь узнает. От него - точно нет, но как быть с шемленом? Может, попросить его молчать? Но стоило только Йену представить, как он обращается с такой просьбой к Луи, как вообще говорит о том, что было между ними, как его передернуло. Нет уж, лучше просто сделать вид, что ничего не было и уйти в глухое отрицание, если шемлен сам каким-нибудь образом об этом напомнит.
  Настоящий план все эти умозаключения не особо напоминали, но Лирандину все же стало немного легче - хотя бы ушла эта беспомощная растерянность. Он торопливо одевался, надеясь, что успеет уйти с берега до того, как на нем появится Луи, но надежда не оправдалась - сзади раздался голос.
- Ничего не случилось, - ровно отозвался долиец, даже не оборачиваясь, и надел свою легкую кольчугу поверх тонкого поддоспешника. - Чем ты мог меня обидеть? - накинув тунику, он опустился на камень, чтобы приладить кожаные поножи и натянуть полусапожки. - Я отмылся от крови и собираюсь вернуться к детям - не стоит оставлять их одних надолго. Тебе, кстати, тоже советую поторопиться - у нас много дел, и хотелось бы разделаться с ними поскорее, - с этими словами Йен принялся переплетать влажные волосы - так ни разу и не посмотрев на своего недавнего любовника.

  Что было настоящей провокацией, так это вопрос "было ли это настолько плохо". И вовсе не потому, что пришлось бы признаваться в том, насколько это было хорошо, а в том, что в принципе нужно было бы говорить об этом, тем самым признавая, что это действительно было. Йена это категорически не устраивало, и он предпочитал и дальше притворяться не то глуховатым, не то туповатым. Что угодно - лишь бы пережить этот день, добраться до Скайхолда и больше не видеть треклятого шемлена. В конце концов... в конце концов, мир стоит на пороге Бездны, не время думать о таких глупостях!
  К сожалению, снова попросить Луи помолчать не было никакой возможности, и приходилось слушать его болтовню, улыбку в которой можно было распознать, даже не глядя на него. Йену от этого становилось неловко - почему-то казалось, что шемлен насмехается над ним. Но если раньше для этого не было никаких оснований, то теперь они были на поверхности: еще бы, "чистый и высоконравственный долиец" упал в его объятья!
  "Этого не было. Я не хочу ничего помнить".
  И все-таки болтовню Лирандин еще смог бы стерпеть - непохоже было, что орлесианцу нужны его ответы, он и сам с собой мог щебетать, как скворец. А вот прикосновение оказалось совершенно лишним, и эльфа так и подкинуло с камня, несмотря на все его попытки "сохранить лицо".
- Не нужно, - отрезал он, поднимая на шемлена хмурый взгляд, но тут же отводя его. Слишком уж сильно его лицо напоминало Йену о его позоре. - Я в состоянии справиться со своими волосами, - справляться он, видимо, собирался прямо на ходу, потому что, не дожидаясь Луи, быстро зашагал в сторону временного лагеря. - Не задерживайся, - это он обронил, уже отойдя от шемлена. - Поедим - и снова в путь. Надо добраться до Диртаварен до заката.
  К счастью, за долгое отсутствие беспечных взрослых с детьми ничего не случилось - это могло служить хотя бы слабым утешением. Девушки увлеченно болтали, то и дело посмеиваясь, младшие и вовсе заснули после еды, Риан и Нерис вполголоса о чем-то переговаривались и умолкли, когда подошел Йен. И взгляды у обоих были какими-то очень уж... понимающими. Неужели они слышали все? При мысли об этом краска бросилась в лицо долийцу, и он поспешил сесть на расстеленный на земле плащ и занять руки и глаза едой. Хотя из-за всего, что с ним происходило, ему и кусок-то в горло не лез.
- А долийцам можно жениться? - спросила вдруг Рилла и смущенно опустила глаза - три дочери сапожника при этом тихо захихикали.
- Конечно, можно, - с улыбкой отозвался Йен, радуясь тому, что можно отвлечься на что-то от собственных неприятных мыслей. Хотя улыбка тут же исчезла, стоило ему увидеть Луи, который отстал от него всего на пару минут. - Разве мы не можем любить так же, как и все остальные? Когда двое долийцев выбирают друг друга, они решают провести вместе всю жизнь, и Хранитель сочетает их священными узами перед ликом Творцов.
- А мужчины? - судя по тону, каким Риан задал этот вопрос, он думал над этим какое-то время.
- Что мужчины? - действительно не понимая, о чем речь, переспросил Лирандин. - Могут ли они жениться?
- Нет, - нетерпеливо мотнул головой юноша, помолчал немного и все-таки договорил, в отличие от Риллы, не покраснев при этом. - Могут ли двое мужчин выбрать друг друга?
  Йен никак не мог похвастать тем, что хорошо разбирается во всем, что касается отношений, но в этот момент вдруг понял все: почему это так важно для Риана, почему так внимательно и немного смущенно посмотрел на него при этом Нерис, и почему эти двое всю дорогу держались рядом.
  "Mythal'enaste! Старый Хавен этого просто не переживет..."
- Их не могут поженить, - как можно мягче заговорил долиец, словно и забыв про полоску вяленого мяса, которую до этого сосредоточенно щипал. - Но они могут быть вместе. Если это действительно серьезно, а не... не просто блажь, - голос дрогнул, и договорить он не смог. - Хранитель объяснит тебе это лучше, чем я, - аппетит Йен потерял окончательно и отбросил мясо, к которому едва притронулся. - Если вы закончили, нам нужно собираться в путь, - не глядя ни на кого, он поднялся и побрел к своему оленю, проверить упряжь и поклажу, хотя в этом не было никакой необходимости.

  Больше всего Йену сейчас хотелось отмахнуться от своих спутников и остаться в одиночестве. Он бы превратился в волка или сову и проделал оставшийся путь в облике, что точно помогло бы хоть на время выкинуть из головы мысли, от которых становилось тошно и тоскливо. К тому же он ужасно устал, и то, что приходилось тратить силы на притворство, бодрости отнюдь не добавляло. А ведь приходилось - держать спину ровно, а голову высоко, не позволять лицу выразить и десятой доли чувств, которые обуревали долийца. Последнее получалось у него не слишком хорошо, но он не мог видеть себя со стороны, а потому не знал, что то начинает страдальчески хмуриться, то шепчет что-то беззвучно, то прикрывает глаза, будто пытается таким образом удержать какой-то образ.
  Из этого странного состояния полусна его выдернул голос Луи, и Лирандин даже вздрогнул, за долю секунды вспоминая, где он находится и зачем. Натянув поводья, он взглянул в ту сторону, куда указывал шемлен, и вздохнул с облегчением:
- Да! Хвала Митал, я боялся, что они ушли - пришлось бы искать их по всем Долам...
- Мы бы и ушли, - раздался вдруг откуда-то сверху насмешливый женский голос, и Йен завертел головой, высматривая его обладательницу. - Да Хранитель не велел - сказал, что нужно быть поблизости, если ты захочешь нас найти.
  С одного из деревьев, под которыми они как раз проезжали, свесилась тонкая рука и растрепала Йену волосы под его возмущенное "эй!". Потом из густой листвы показалась эльфийка - вернее, ее верхняя половина, свесившаяся вниз, зацепившись ногами за ветку. А потом и вся она целиком, когда одним ловким и бесшумным движением спрыгнула вниз. Йен кинул быстрый взгляд вверх - судя по мелькнувшей в листве руке, еще один дозорный оставался на месте.
- Я могла подстрелить вас - даже почесаться бы не успели, - с довольной ухмылкой сказала Саэта, которая действительно держала в руках лук и стрелу.
- Да брось, я увидел твою красную тряпку еще с тракта! - фыркнул в ответ Йен, спешиваясь, хотя, конечно, не замечал долийку до того момента, как она заговорила. - Знаешь, она ведь так и говорит: "Подстрелите меня, я здесь!"
- Нет, она говорит: "Я не расстанусь с символом своей мести, пока не совершу ее", - парировала Саэта, на талии которой и в самом деле был повязан красный кушак. - Andaran atish’an, lethallin, рада, что ты вернулся к нам, - уже мягче сказала она, убрала лук за спину и обняла Йена.
  Она была похожа на брата: те же длинные каштановые волосы и живые глаза, та же улыбка, которая имела, казалось, десятки оттенков. Вот только если лицо Артаса в свое время украшала изящная вязь валласлина в честь Силлейз, Саэта выбрала своим покровителем Эльгар'Нана, и ее лицо покрывал устрашающий узор, напоминающий яростную маску.
- Aneth ara, lethallan, я рад видеть тебя, - так же ласково отозвался Йен, отвечая на объятие Саэты.
  После смерти Артаса она считала своим долгом присматривать за ним и стала для него кем-то вроде старшей сестры - как будто двух было недостаточно! Впрочем, с ней Йен ладил куда лучше, чем со своими сестрами.
- Мне нравится твой спутник, lethallin, - произнесла Саэта, отпуская Йена, а затем демонстративно погладила оленя, как бы подчеркивая, что ее слова были обращены именно к нему. - А вот шемлен - не очень, - цепкий взгляд ядовито-зеленых глаз остановился на Луи. - Зачем он здесь? И кто у вас там еще?
  Йен устало вздохнул.
- Мне еще предстоит объяснять это Хранителю, не уверен, что у меня хватит сил повторить дважды. Поговорим потом, ладно? Я задержусь до утра, так что время будет.
- Ma nuvenin, - пожала плечами Саэта, но внимательного взгляда с Луи не спускала и снова вертела в руках стрелу, недвусмысленно намекая на свое отношение к нему. - Держи свои руки на виду, шемлен, - с явной угрозой в голосе посулила она, - и помни - где бы ты ни был, на тебя всегда смотрит хотя бы одна долийская стрела, - а потом снова обратилась к Йену: - Ты навестишь его?
- Да, - очень тихо отозвался Первый, которому вдруг стало не по себе от мысли, что придется отправиться к могиле Артаса после того, что он сделал. - Да, конечно, - после этого Саэта кивнула, позволяя им проехать, и вернулась на свой наблюдательный пост на дереве. Йен же в седло возвращаться не стал - даже на это не было сил - и вел оленя в поводу. - Постарайся ни с кем не разговаривать, - снова заговорил он, когда они подъехали еще немного ближе к лагерю - видимо, решил в последний раз проинструктировать Луи. - Если будут задавать вопросы - отвечай лаконично. Если вопросы будут у тебя - лучше задай их мне. С Хранителем говори почтительно, но не используй обращение "вы" - у нас так не принято. И помни - угодишь в беду из-за своего длинного языка, я не стану вступаться за тебя.
  В последнем Йен, откровенно говоря, сомневался, но сейчас ему почти хотелось запугать шемлена, чтобы тот молчал и - упаси Митал! - не сказал то, что совсем нельзя слышать другим долийцам. Да и вообще никому нельзя.

Отредактировано Ian Lirandyn (2018-12-29 21:10:57)

  Не по себе Йену было и до "грехопадения у озера", ведь он собирался привести шемлена в долийский лагерь. Но теперь ему и вовсе казалось, что любому, кто повнимательнее всмотрится в них обоих, сразу станет ясно, что дело нечисто. Встреча с Саэтой была своего рода проверкой, но вот в ее результатах Йен был совсем не уверен - с нее станется просто отложить разнос на потом, а пока понаблюдать и, может, даже попробовать прижать его к стене. Или что еще хуже - шемлена. И все, что должно было утешать Лирандина - это слова Луи "я не собираюсь лишний раз трепать языком". Вот только чего стоят слова шемлена, да еще и орлесианца?..
- Отлично, - кисло улыбнулся долиец, не слишком убежденный в том, что ему не о чем волноваться. - Тогда у тебя есть все шансы дожить до утра, - он снова сгущал краски: клан Лирандин не испытывал симпатии к шемленам, но и не относился к тем эльфам, которые нападали на любого человека без всякой причины. Новый вопрос Луи заставил его обернуться на своего спутника с подозрением, но никакой насмешки или издевки не было заметно ни в голосе, ни во взгляде орлесианца. - Все, кто для меня "свои", находятся в этом лагере, а "ходить в гости" - это очень шемленское понятие, я не совсем понимаю его смысл. Что до времени, его у тебя будет предостаточно - мы не тронемся в обратный путь до рассвета. Бродить по Долам ночью - не лучшее занятие, тем более для шемлена.
  Обойдя таким образом вопрос о том, кого он собирается "навестить", Йен замолчал - тем более, что они уже подошли к лагерю. Несмотря на свое волнение, он сразу почувствовал себя лучше - это ведь было возвращение домой, и здесь его встречали только знакомые лица, всех он знал по именам и всех был рад видеть. Оказавшись среди своих, Лирандин сразу будто преобразился - стал мягче, чаще улыбался и перестал ежеминутно ощетиниваться.
  Перепоручив животных и повозку заботам Итирена, который был вне себя от радости из-за встречи с прирученным рыжим оленем, а юных эльфов - Эмалиен, которая вызвалась показать им "все", что бы это ни значило, Йен повернулся к Луи.
- Мне нужно поговорить с Хранителем, объяснить ему все насчет этих детей и насчет тебя - это займет немало времени. Ты пока можешь передохнуть, - он огляделся по сторонам и махнул рукой в сторону небольшого углубления в скале, которое язык не поворачивался назвать "пещерой" - слишком неглубокое, теплое и сухое в сравнении со своими старшими сестрами. - Там есть лежанки, тебе будет удобнее, чем в аравеле, - "а еще ты будешь у всех на виду". - Если тебе требуется починка снаряжения - обратись к Таниэль, - он указал на немолодую долийку, занятую изготовлением оперения для стрел, - но лучше дождись с этим меня, - устало закончил Йен и направился к Хранителю, уже не думая о том, как он сам хотел бы отдохнуть вместо того, чтобы вести этот тяжелый разговор.
  Разговор этот и в самом деле занял около часа: Йену пришлось пересказать все свои приключения в Монтсиммаре, умолчав разве что о некоторых унизительных моментах, вроде пения в тратире для шемленов или пьяного шевалье, который едва не изнасиловал его. Но вот про бордель и судьбу его посетителей он рассказал во всех безжалостных подробностях и испытал удовлетворение, увидев, как потрясен старый Хавен. Хранитель всегда был противником радикальных мер, и Йен надеялся, что очередной рассказ о бесчинствах шемлена заставит его изменить свое мнение.
  Как он и ожидал, проблем с тем, чтобы клан Лирандин принял к себе семерых юных плоскоухих не возникло - Хавену было достаточно слова своего Первого. Йен рассказал ему то немногое, что успел узнать об этих детях, и только тогда почувствовал наконец, как упала с его плеч непомерная ответственность - эти дети больше не были его головной болью, теперь о них позаботится клан. От облегчения, вызванного этой мыслью, Первого так быстро сморил сон, что он едва успел добраться до одного из аравелей, и там уснул без сновидений на долгих шесть часов.
  Когда он проснулся, уже начало смеркаться, и от костров тянуло щекочущим ноздри запахом жареного мяса. Желудок отозвался на этот аромат голодным бурчанием, но Йен решил, что лучше поест в лесу, в облике, а сначала все-таки навестит Артаса, как и обещал. Наскоро умывшись и сменив тунику на чистую, он скинул обувь, которая так мешала ему в городе, и направился в сторону Вар Белланарис.
  Древний могильник встретил его тишиной, которая могла бы показаться мрачной и тягостной шемлену, но долиец ощущал здесь покой и умиротворение. Да, скорби тоже было здесь место, но это была тихая скорбь, которую сопровождало понимание - такой конец неизбежен. Если бы только для некоторых он не наступал куда раньше положенного срока...
  Крошечный росток, который Йен своими руками посадил на могиле Артаса, за четыре года превратился в молодое деревце, которое уже доходило ему до пояса. Первый ласково погладил тонкие ветки и опустился на колени рядом с насыпью, как делал это уже много раз прежде.
- Aneth ara, emma sa'lath, - с нежностью произнес он, обращаясь к Артасу так же, как и при жизни. - Я давно здесь не был, но не проходило и дня, чтобы я не вспоминал о тебе, любимый.

  Не подозревая о том, что у этого разговора двух влюбленных, разлученных тем, что нельзя исправить, есть свидетель, Йен продолжал, то и дело касаясь кончиками пальцев то деревца, то земли, то каменной плиты, на которой эльфийской вязью было написано имя Артаса.
- Знаешь, иногда я почти слышу, как ты отвечаешь мне, или вижу, как ты улыбаешься. Никто не умеет улыбаться так, как ты - ты делал это так заразительно, что я не мог не ответить тебе тем же, даже если минуту назад сердито хмурился или хандрил. Тебя смешило то, как я злюсь - ты говорил, что я делаю это как ребенок, который не получил то, что хотел. Ты смеялся даже когда я не стал Первым - я разозлился и попытался ударить тебя, а ты поймал мои руки, заглянул мне в глаза и не переставал при этом улыбаться... Тогда ты впервые поцеловал меня, помнишь? Я был в ужасе, но оттолкнул тебя далеко не сразу, а потом убежал - так глупо! Я прятался в лесу, но ты нашел меня и объяснил, что так иногда бывает, и что мужчинам не зазорно любить друг друга... Не знаю, что мне тогда понравилось больше - объяснение того, что происходит со мной, или то, что меня, сопляка, едва получившего валласлин, назвали мужчиной! - Йен тихо рассмеялся, несмотря на слезы, повисшие на ресницах. - Ты всегда мог меня рассмешить или успокоить, ma vhenan, а теперь... Мне не на кого опереться. Происходит нечто такое, о чем мы и подумать не могли, рядом с этим все наши стычки с шемленами - просто детская возня. А мне все кажется, что я один, и если я оступлюсь... Я не могу просить поддержки у клана. Я их Первый, а Хавен уже так стар. Возможно, скоро я стану Хранителем, и тогда я должен буду стать для них опорой, а не оглядываться на них в поисках помощи, как оглядывался на тебя. И я знаю, что смогу! Ты же знаешь, может, я и не сильный, но упрямый - я выстою. Но... кто согреет меня в конце дня, когда уже не разогнуть спины от упавшей на плечи тяжести?
  Такие разговоры с Артасом давно уже стали для Йена чем-то привычным - он приходил к его могиле и говорил с ним так же, как говорил бы с живым. Он рассказывал обо всем, что узнал, обо всем, что происходило, нес любимому свои невзгоды и радости, плакал и смеялся, не стесняясь его, как не стеснялся никогда.
- Я так виноват перед тобой, emma sa'lath, - снова заговорил Первый, сморгнув выступившие на глазах слезы. - Не думал, что это когда-нибудь случится со мной - ты ведь помнишь, как я ругал Мелиару, спутавшуюся с шемленом? А теперь это сделал и я... Только мой поступок вдесятеро хуже, потому что я предал не только свой народ, но и тебя. Я оказался слаб и поддался желаниям своего тела, и теперь никогда не смою с себя это пятно. Я знаю, что ты простил бы меня и за это, но не думаю, что сам смогу простить себя...
  Йен говорил и дальше, то срываясь на шепот, то повышая голос почти до крика, но вот Луи дослушать так и не удалось. Маленький камешек больно ударил его по уху - внизу, у стены, на которую он взобрался, стояла Саэта, скрестив руки на груди и вперив в шемлена недобрый взгляд.

  В свое время Саэта была первой, кто узнал об отношениях Артаса и Йена. Для нее, как и для многих других, это было странно, но важнее были улыбающиеся глаза старшего брата и то, что он прекратил разговоры о том, чтобы на время покинуть клан и отправиться на поиски чего-то, что он даже не мог назвать. Второй ученик Хранителя, совсем еще мальчишка, делал Артаса счастливым, и этого было достаточно Саэте для того, чтобы проникнуться к нему симпатией. А со временем, когда настороженный, как звереныш, Йен подпустил ее ближе, и она узнала его получше, он понравился ей и сам по себе - он был настоящий, искренний, хотя порой и казалось, что в голове у него творится демон знает что.
  А потом Артаса не стало, и этот мальчик как будто вовсе разучился улыбаться. Саэте и самой было не до веселья, но ее горе почти сразу преобразилось в ярость - она была зла на шемленов, отобравших у нее брата, а вместе с ним и Сарела, охотника, который должен был стать ее мужем. А вот Йен казался потерянным, едва ли не сломленным, и как-то само собой получилось, что Саэта взяла на себя ответственность за него. Она считала своим долгом если не заботиться о нем (с этим он справлялся и сам), то хотя бы присматривать. Как будто этим она могла заменить ему хотя бы малую частицу погибшего Артаса - и сама погреться теплом, которым отвечал ей на это Йен.
  Так продолжалось уже четыре года, но именно сегодня "малыш" подкинул ей повод по-настоящему забеспокоиться. Саэте не нравилось, что он пришел в лагерь клана в компании шемлена, но еще больше ей не нравились перемены, которые она смутно улавливала в нем. Это было что-то на уровне инстинктов, всегда ярко развитых у охотников, и припереть Йена к стенке, что, возможно, и следовало бы сделать, Саэте было не с чем, и она продолжала наблюдать.
  И увидела даже больше, чем ожидала. В том, что Йен отправился в Вар Белланарис, не было ничего необычного - так он поступал всякий раз, как оказывался на Диртаварен. Но вот то, что следом увязался и этот его шемлен, совсем Саэте не понравилось. И если поначалу она заподозрила орлесианца во враждебных намерениях и держала лук наготове, следуя за ним такой же бесшумной тенью, какой он крался за Йеном, то вскоре стало ясно - цели у него были совсем другие.
  Сама Саэта разговора Йена с Артасом не слышала - через стену до нее долетали только отдельные слова, не дававшие возможность догадаться о контексте. Зато шемлен, похоже, наслушался вдоволь, и хотя Саэта собиралась дождаться и посмотреть, чем все закончится, в конце концов терпение ей изменило - стоило только представить, каково будет Йену, когда он поймет, что его подслушивали.
  Метко запущенный камешек помог прервать недостойное занятие шемлена, а когда тот спустился со стены, на его лице вовсе нельзя было разглядеть стыда или чувства вины. Еще бы - неплохо, наверное, развлекся за счет скорбящего долийца!
- Полезен? - насмешливо переспросила Саэта, тоже приглушая голос, чтобы не потревожить Йена. - Из твоей кожи получился бы неплохой ремень, другой пользы я от тебя  не вижу. Я Саэта, но мне все равно, как ты будешь ко мне обращаться - думаю, мы говорим в первый и в последний раз, - она сделала несколько шагов назад и поманила его за собой, вынуждая уйти подальше от могильника. - Что ты здесь делаешь, шемлен? И пока придумываешь правдоподобную отговорку, подумай еще вот над чем: как понравится малышу, если он узнает, что ты подслушивал его очень личный разговор?[nick]Saetha Lirandyn[/nick][icon]https://picua.org/images/2019/01/04/5329e449f1bcf025dc8d9a49d6264f0a.jpg[/icon][status]emma shem'nan[/status]

  Саэта говорила об отговорках и действительно ждала от шемлена лжи, но услышанное еще больше сбило ее с толку. Во-первых, непонятно было, является ли и в самом деле правдой то, что звучит как правда. Во-вторых, очень ей не понравилось то, что этот Луи рассуждает о Йене так, будто хорошо его знает. И ведь действительно знает, раз так точно предугадал его реакцию! Конечно, любой шемлен наслушается подобных речей от малыша уже в первые десять минут знакомства, вот только какой шемлен после этого станет проявлять к нему такой пристальный интерес?..
- У вас, шемленов, действительно нет совести, ваши представления о чести смехотворны, а уважать вы способны только свои сомнительные ценности. Твое поведение - лишнее тому подтверждение, - жестко проговорила Саэта, продолжая буравить лицо орлесианца цепким взглядом, хотя и понимала, что это бесполезно - понять что-либо по нему было невозможно. Шемлен казался дружелюбным и открытым, но едва ли это можно было принимать за чистую монету. - Допустим, - кивнула Саэта, выслушав до конца объяснения Луи, но никак не отметила, верит ли она им. - Зачем тебе это? Зачем тебе узнавать его лучше, а о нем - больше? Что вас связывает? - она подняла ладонь, словно упреждая новый поток многословных объяснений. - Не трудись рассказывать мне о вашей службе в Инквизиции и приключениях в Монтсиммаре - все это мне уже известно. И ничего из этого не объясняет, почему ты лезешь в его жизнь, шемлен.
  Саэта нюхом чуяла, что дело нечисто, но не могла понять, откуда ждать подвоха, и надеялась выяснить это, расспросив улыбчивого не по делу шемлена. Обо всем, что успел пережить за два дня Йен, как и о том, кто такой этот орлесианец, которого он за каким-то демоном притащил с собой, ей уже рассказал Хавен, а теперь она собиралась узнать то, о чем малыш умолчал.  [nick]Saetha Lirandyn[/nick][icon]https://picua.org/images/2019/01/04/5329e449f1bcf025dc8d9a49d6264f0a.jpg[/icon][status]emma shem'nan[/status]

  Пока Артас был еще жив, Саэта часто сопровождала его, когда он в очередной раз собирался в шемленский город. Такие контакты, увы, были неизбежны - долийцы не производили самостоятельно все, что могло им пригодиться в повседневной жизни, и раз в два-три месяца наведывались на шемленские рынки, где продавали шкуры, изделия из дерева и прочее, приобретая взамен муку, скобяные изделия, нитки и еще тысячи мелочей, необходимых клану. Артасу никогда не было в тягость общаться с шемленами, поэтому он нередко брал на себя эту обязанность, а Саэта сопровождала его в равной мере из-за любопытства и из-за опасения, что он ввяжется в какие-нибудь неприятности.
  Так вот, среди шемленов, которых Артас называл "купцами", попадались представители особой породы болтунов, которые умудрялись говорить очень много, не сказав при этом почти ничего. Слушая Луи, который вроде бы и не отказывался отвечать на ее вопросы и не отмахивался от нее, Саэта невольно вспоминала этих самых болтунов, и симпатии к орлесианцу испытывала не больше, чем к ним. И все же подловить его было не на чем, зацепиться не за что, а от неприкрытой угрозы, которую так и источала долийка, проклятый шемлен и не думал тушеваться, начинать нервничать и невольно выдавать себя какой-то нелепой мелочью.
- Прибереги улыбочки для своих шемленских девок, - резко осадила его Саэта, когда он закончил говорить. - На них они наверняка действуют, как и твое смазливое лицо - на меня нет. Красиво поешь об уважении, да только верится с трудом - отродясь вы, шемлены, нас не уважали, с чего бы что-то изменилось? А про интерес свой забудь, слышишь? - она шагнула чуть ближе и заглянула в глаза Луи, при этом оказавшись с ним почти вровень. - Ты ему не ровня, как и все твое проклятое племя. В его жилах течет кровь Арлатана, а у тебя не хватит мозгов даже понять, что это значит. Знаю, вы, шемлены, носитесь со своими аристократами, как с тухлыми яйцами, но вот что это значит для долийца, - смачный плевок впечатался в траву у ног Луи. - У Йена есть его клан, его Народ и есть цель - и это все, что ему нужно. Как видишь, никакие шемлены в этот список не входят - каковы бы ни были истинные мотивы твоего неуместного любопытства. Поэтому заруби себе на носу: если с ним что-то произойдет по твоей вине, если он попадет из-за тебя в какие-то неприятности - я лично с тебя шкуру спущу, в самом прямом смысле этих слов. Причем с живого. Понял? - губы Саэты растянулись в неприятном оскале, обнажая острые резцы. - А теперь тебе лучше вернуться в лагерь. Хранитель принял тебя на один день, но это не гарантирует тебе безопасность вне лагеря. Мы поняли друг друга, шемлен? [nick]Saetha Lirandyn[/nick][icon]https://picua.org/images/2019/01/04/5329e449f1bcf025dc8d9a49d6264f0a.jpg[/icon][status]emma shem'nan[/status]