Это оказалось даже проще, чем можно было ожидать, хотя Йен и сожалел, что не удалось забрать всех, кто побывал в этой мерзостной усадьбе. И все-таки семеро эльфийских ребятишек от одиннадцати до восемнадцати лет покинули Монтсиммар - некоторые с родительского благословения, некоторые вопреки родительским же протестам. Среди них ожидаемо были дочери старого Сида - девушки не хотели больше и дня провести рядом с отцом, который продал одну из них, как он считал, в рабство; юный Раэл и его старшая сестра Рилла; и еще двое юнош постарше, глядя на которых, Йен легко мог представить их будущими охотниками клана Лирандин. Он провел с ними со всеми очень обстоятельную беседу, как можно подробнее объяснил, что представляет собой жизнь долийцев - не хотел, чтобы кто-то бросил клан через месяц, потому что представлял себе все иначе. И мог только надеяться, что все они действительно понимали, что их ждет, и действительно были готовы кардинально изменить свою жизнь.
  Сейчас эти семеро оживленно обсуждали что-то, сидя в повозке, которой правил Луи - судя по обрывкам разговоров, которые долетали до Йена, строили планы на будущее, - и время от времени развлекались тем, что пинали толстяка-шемлена, который по-прежнему лежал связанный и накрытый замшелой дерюгой. Из Монстиммара они выехали перед рассветом, чтобы не привлекать к себе внимания, а сейчас время перевалило за полдень, и повозка, привязанная к ней лошадь Луи и долиец верхом на своем гордом олене ехали по Имперскому тракту в сторону Долов.
  Олень произвел настоящий фуррор среди детворы, и за время долгой поездки Лирандин успел уже всех покатать на его спине - благородное животное с достоинством сносило возню и оживление, видимо, понимая важность возложенной на него миссии. Йен же просто радовался каждой улыбке и каждому смешку детей - ему казалось настоящим чудом, что они еще способны на это после того, что им довелось пережить.
  Если уж совсем начистоту, то на их с Луи долю тоже выпало немало. Как себя чувствовал по этому поводу шемлен, Лирандин не знал - после того, как они забрали детей, они едва перекинулись парой фраз, - но вот сам он ощущал дикую усталость и опустошенность. Отсутствие сна и отдыха тоже сказывалось на состоянии не лучшим образом, и Йен все чаще задумывался о необходимости привала - вот только сначала надо было отыскать то, что он уже не первый час высматривал...
- Mythal'enaste, наконец-то! - с облегчением воскликнул он, рассмотрев на довольно большом отдалении от тракта небольшое озеро. - Сворачиваем здесь, - обратился долиец к Луи. - Если хотим попасть на Диртаварен, дальше по тракту все равно нет смысла ехать.
  Повозку на проселочной дороге стало потряхивать сильнее, и дети заворочались и принялись слабо протестовать - им тоже не терпелось размять ноги после долгого сидения, поесть, в конце концов. Небольшое количество съестных припасов и воды они прихватили с собой еще на выезде из города, так что Йену даже не придется сейчас превращаться и отправляться на охоту, и можно просто заняться собой.
- Рилла, Лисса, займитесь едой, проследите, чтобы поели все, - попросил долиец, спешиваясь и с удовольствием потягиваясь - казалось, что затекла буквально каждая мышца. - Риан, - обратился он к самому рослому и крепкому из юнош, - покорми нашего пленника, только не вздумай развязывать его, - толстяк совсем не казался опасным, но рисковать зря Йен не хотел. И кормил его исключительно настолько, чтобы тот не помер в дороге, но при этом все же существовал впроголодь. - Раэл, Нэлора, позаботьтесь о наших животных, - двое самых младших души не чаяли в лошадях (что уж говорить об олене!) и восприняли такое задание с радостью. - И не разбредайтесь далеко! - последнее наставление он отдал уже на бегу, избавляясь от одежды и направляясь к озеру.
  Часть крови Йен кое-как оттер с себя еще в эльфинаже перед тем, как переодеться в свои собственные вещи. Но ее все еще было в достатке на теле, а волосы и вовсе свалялись в розово-рыжие сосульки, которые не представлялось возможным расчесать. И от всего этого долиец принялся избавляться, едва раздевшись и окунувшись в воду с головой.

Отредактировано Ian Lirandyn (2018-12-18 10:54:00)

  Желание отмыться от крови и от самого ощущения грязи, преследовавшего его едва ли не с момента прибытия в город, так поглотило Йена, что он чуть не забыл о том, что кроме него и юных эльфов, целиком занятых обустройством временного лагеря, рядом есть кто-то еще. Луи напомнил о себе негромким окриком, долиец распахнул глаза и тут же едва не ушел под воду от неожиданности. Бесстыжий шемлен сидел на камне в чем мать родила и обращался при этом к нему, как ни в чем не бывало.
  Конечно, Йен и сам всего несколько минут назад разделся, не думая о том, кто на него смотрит, но ведь он после этого поспешил укрыться в воде. И, конечно, для долийцев не было ничего необычного в том, чтобы купаться вместе нагишом, но... то было другое. Почему - Лирандин и сам не смог бы объяснить, но в компании сородичей он никогда не чувствовал себя стесненным, а вот теперь не знал, куда девать глаза, чтобы только те не останавливались то и дело на тонком и в то же время поджаром обнаженном теле.
- Не очень глубоко, - буркнул Йен, безуспешно пытаясь спрятать взгляд где-то в небе - там вовсю красовалось полуденное солнце, от которого тут же заслезились глаза, придавая долийцу еще более нелепый вид. Как будто одних алеющих острых ушей для этого было недостаточно! - А вода просто замечательная, лучше, чем в ваших шемленских купальнях, - он опустил взгляд, нарочито сосредоточенно омывая водой руки и плечи. - Взял бы и проверил сам. Заодно перестал бы смущать... детей.
  Дети, которые даже не смотрели в сторону озера и были заняты каждый своим делом, едва ли были смущены - чего нельзя было сказать о Йене. Казалось бы, после того, что он насмотрелся в этом мерзком борделе, и того, что пережил сам, его должно было передергивать от всего, хоть отдаленно связанного с похотью и голыми шемленами. Но Луи совсем не источал опасность, а Йен... А Йена подводило его собственное тело.
  Четыре года прошло с тех пор, как к нему в последний раз прикасались чужие руки, и если раньше даже намеки на подобные мысли заслоняла скорбь, сейчас она притупилась, и долиец начинал осознавать, что Артаса ему не хватает не только в духовном смысле, но и гораздо более земном, физическом. И все это, возможно, даже могло бы показаться ему естественным и нормальным, если бы только эти мысли не посетили его при взгляде на - подумать только! - шемлена.
  А глаза тем временем как будто жили собственной жизнью и снова и снова возвращались к смущающему зрелищу. Каждый раз поймав себя на этом, Йен торопился отвести взгляд и все равно невольно отмечал: не по-человечески тонкое, почти безволосое тело, смугловатую кожу и движение мускулов под ней, и... все остальное тоже. Десять лет уже прошло с тех пор, как долиец осознал, что девушки не привлекают его совсем, чуть меньше - с тяжелого, но решительного разговора с Хранителем, после которого ему и Артасу больше не нужно было прятаться. Но потом были четыре счастливых года, когда Лирандин и подумать бы не мог, что посмотрит на кого-то еще с теми же желаниями, которые вызывал в нем возлюбленный.
- Что означают эти рисунки? - выпалил вдруг Йен, решив, что лучший способ изгнать лишние мысли - заговорить, о чем угодно, пусть даже до него запоздало дошло, что такой вопрос более чем наглядно покажет, что он рассматривал шемлена.

  И снова Йен не успел отвести взгляд: глаза так и расширились, когда орлесианец ловким, по-кошачьи гибким движением потянулся, а затем и соскользнул в воду. Долийцу и в голову не приходило, что тот делает это намеренно, что вообще понимает, как выглядит и какими глазами смотрит на него его единственный зритель. Должно быть, потому что сам он никогда не пытался никого соблазнять и не выставлял свое тело на обозрение. С Артасом все было иначе, хотя Йен и сам затруднился бы с ответом, как так получилось, что между ними вдруг возникла близость. Артас был старше и опытнее, Йен доверял ему, и ему не пришлось прикладывать никаких усилий, чтобы оказаться в его объятьях. Все получилось как-то само - по крайней мере, по мнению самого Йена.
  Мысли о погибшем возлюбленном были сегодня прямо-таки навязчивыми, и Лирандин начинал сердиться на себя: как будто он сравнивает Артаса с шемленом! О сравнении, конечно, не могло быть и речи - все равно что сравнивать галлу с дворнягой, - но совесть от этого чище не становилась. Йену казалось, что он предает память об Артасе одним только тем, что думает о Луи так, как нельзя думать о ком-либо. И даже если мыслям этим никогда не суждено было найти воплощение, они были предосудительны сами по себе.
  Луи подплыл ближе, и Лирандин едва удержался от того, чтобы шарахнуться в сторону, как испуганный зверь. Ситуация была достаточно смущающей для него и без того, чтобы шемлен оказывался рядом с ним на расстоянии вытянутой руки. Оствалось только изо всех сил делать вид, что  не происходит ничего особенного, и долиец сосредоточился на словах Луи - точно, нужно поддерживать разговор, и тогда все будет хорошо.
- Просто украшение? - в голосе Йена прозвучало явное разочарование. - Я думал, у них есть какое-то значение, как у валласлина... Как это бессмысленно! Да еще и на всю жизнь, - он хотел добавить что-то еще о том, как поверхностны шемлены - в конце концов, если они сейчас снова сцепятся, ситуация разрешится сама собой, - но Луи вдруг оказался еще ближе и даже прикоснулся к нему, заставив все-таки вздрогнуть. Прикосновение не было неприятным, но Йену показалось вдруг, что этого будет достаточно для того, чтобы узнать, что творится у него в голове. А, откровенно говоря, он и сам совсем не хотел этого знать. - Или, - сухо отрезал долиец, отстраняясь от руки и отплывая немного назад, чтобы оставить между собой и Луи хоть какое-то расстояние. - Стрела шевалье, - он тут же прикусил язык - не хватало еще говорить о Халамширале и смерти Артаса с шемленом! - и снова изобразил горячую заинтересованность в процессе мытья. Далеко запрокинув голову, он полностью погрузил волосы в воду и стал вымывать из них кровь. Это позволяло не только прервать малоприятный разговор, но еще и не смотреть на шемлена. - Когда окажемся в клане, - снова заговорил Йен, словно и не было никакой оговорки, - тебе лучше вести себя как можно скромнее и тише. Если ты оскорбишь кого-нибудь - я не смогу за тебя заступиться, - он открыл глаза и прямо посмотрел на Луи. - И не стану.

  Нелестное высказывание насчет шевалье Йен оставил без ответа, хотя оно и несколько сбило его с толку. Разве этот Луи не орлесианец? Они ведь носятся со своими прославленными рыцарями, как с героями и полубогами, откуда же вдруг такое отношение? А, впрочем, что Йен вообще знает о своем напарнике и о том, какой была его жизнь до Инквизиции? Может, шевалье и ему каким-то образом перешли дорогу. Так или иначе, а развивать эту тему долиец  не собирался - не те воспоминания и не тот собеседник.
- Это не строгость, - все так же сухо отозвался Йен, с некоторой настороженностью наблюдая за орлесианцем. Теперь, когда обнаженное тело почти полностью было скрыто водой, можно было не прятать взгляд, но Йен все еще чувствовал себя скованно: шемлен был слишком близко, а проклятые лишние мысли не захотели исчезать сами собой. - Просто я не люблю ничего пустого и бессмысленного, - при словах о древних символах Луи достался еще один подозрительный взгляд - Лирандину показалось, что это прозвучало насмешливо. - Может, у других шемленских татуировок и есть значение, но к твоим-то это не относится, - немного ядовито ответил долиец и снова запустил пальцы в мокрые волосы, пытаясь распутать слипшиеся от крови пряди.
  Он уже почти жалел, что полез в это озеро, а не потерпел до лагеря. Кланы всегда останавливаются рядом с водоемами, а в Долах к тому же немало горячих источников - можно было отмыться там, в желанном уединении. Так нет же - поспешил, не захотел являться на глаза Хранителю и остальным в таком виде, а теперь... Самое неприятное заключалось в том, что просто выбраться из воды и оставить шемлена наедине с его улыбочками и ухмылочками тоже было невозможно - Йен цепенел от мысли о том, что покажется ему на глаза обнаженным, и готов был просидеть в озере хоть до ночи, лишь бы избежать этого. И дело было даже не в стеснительности, которая была не особо ему свойственна - скорее после того, как его посетили те самые, лишние мысли, это казалось просто непристойным.
- Конечно, ты и со мной был почтительным и милым, - теперь уже Лирандин не смог не усмехнуться - замечание Луи даже в какой-то степени развеселило его. - Этого я и опасаюсь - что точно так же ты станешь вести себя и с ними. Хотя - чего мне бояться? - его губы так и расползлись в веселой улыбке, а из горла вырвался какой-то совершенно мальчишеский смешок. - Даже забавно будет, если кто-то всадит тебе стрелу в зад!
  Смеяться над шемленом было куда приятнее, чем быть осмеянным, но уже через мгновение Йен все слова растерял - Луи снова оказался рядом с ним и снова прикасался к нему, на этот раз к волосам. Надо было возмутиться, отстраниться, рявкнуть на наглого шемлена, но долиец застыл, как кролик перед удавом, и чувствовал только легкую дрожь, которая прошла по спине вдоль позвоночника от этих легких прикосновений. Растерянный и сбитый с толку собственными ощущениями, Йен коротко, как-то затравленно кивнул, не сводя с Луи настороженного взгляда, как будто готовился в любой момент отпрянуть.
- Ладно... помоги, - и ушел в воду почти до подбородка, словно хотел таким образом спрятаться.
  Шемлен ведь предлагал ему помощь и делал это вежливо - разве не грубо было бы отказаться? В том, что он обманывает сам себя и на самом деле хочет, чтобы Луи еще раз к нему прикоснулся, Йен признаваться себе не желал.

  Мягкие, бережные прикосновения успокаивали, расслабляли, и хотя Йену все еще было не по себе от близости шемлена, он прикрыл глаза. Тем более что Луи действительно не позволял себе ничего лишнего - его пальцы скользили по волосам Йена, вымывая из них кровь так тщательно, как не смог бы сделать он сам. Словом, долиец совсем потерял бдительность, и высказывания Луи застали его врасплох. Поначалу он даже не понял, о чем тот говорит, но когда смысл его слов окончательно дошел до него, Лирандин вспыхнул, мгновенно залившись краской до кончиков ушей.
- Что?.. Я совсем не то имел в виду... О, Mythal'enaste, как такое вообще могло прийти в голову?! Я бы никогда!.. - поймав себя на том, что отрицает и возмущается слишком уж рьяно, как для того, кто "никогда и ни за что", долиец резко осекся и отвернулся, запоздало пряча покрасневшее лицо. - Fenedhis! Я хотел сказать, что кто-нибудь подстрелит тебя за неуважение, а не... то, что ты подумал. И чем больше ты говоришь, тем больше мне кажется, что это и впрямь меня порадует. Просто... помолчи хоть немного.
  Но, похоже, молчать разговорчивый и улыбчивый шемлен не умел в принципе. Чудовищные пошлости, от которых щеки и уши Йена все еще пылали, сменились любезностями, на которые он и вовсе не знал, как реагировать. Нечто подобное он слышал от Артаса, и вспоминать сейчас об этом было не столько больно, сколько тоскливо - словно Луи напоминал ему о чем-то, чего у него больше никогда не будет, но что нужно ему, как вода или воздух. Пожалуй, только сегодня Йен понял, насколько он истосковался по теплу и близости - это открытие повергало его в растерянность, и то, что все это открылось именно рядом с шемленом, лишь усугубляло ее.
- Нет, - очень тихо отозвался долиец, прижимая руки к груди, как будто пытался согреться или закрыться, хотя вода не была холодной, а на него никто не смотрел, кроме Луи, который был занят его волосами. - Не часто. Спасибо... наверное, - что еще можно ответить на такие слова, он не знал.
  Внимание шемлена смущало его и в то же время казалось теплом, к которому Йен невольно тянулся. Если бы Луи был настырным, назойливым, грубым, если бы обращался с ним, как с "кроликом", как это делали прочие люди, все было бы намного проще: злость подменила бы собой это неуместное волнение, эту лихорадочную жажду новых прикосновений. Но тот был осторожен, мягок и вежлив - и на очередное "можно?" Лирандин не смог ответить отказом.
  Вот только даже на короткое "да" голоса уже не хватило: напряженный, как натянутая тетива - видимо, не слишком-то помогал "расслабляющий массаж"! - долиец только кивнул. Он чувствовал, что Луи совсем близко - еще одно движение, и он ощутит тепло его тела, и это было ужасно, неправильно, неприемлемо... Соблазнительно. Против воли Йен представлял, как его обнимают жилистые руки, как прижимается к нему горячее даже под водой тело, и от одних только этих образов жаркие волны расходились по всему телу, кружили голову.

Отредактировано Ian Lirandyn (2018-12-25 00:08:46)

  Йен тоже не знал, за что благодарит его шемлен, но и сам неожиданно испытал благодарность: за тепло и ласку, за эту мягкость и осторожность, которые словно увлекали его в темный омут, и это было одновременно страшно и восхитительно. Страшно - потому что долиец слишком хорошо понимал, к чему все идет, но не находил в себя сил остановить это, сказать наконец "нет". Восхитительно - потому что он действительно хотел этого, хотел чувствовать ласковые прикосновения и близость чужого тела, хотел, чтобы знакомая жаркая волна накрыла его с головой.
  Дрожь снова прошла по телу Йена, когда руки Луи переместились с его волос на шею и плечи. Они были чуткими и горячими, и эльф плавился под их прикосновениями, незаметно для себя подаваясь все ближе к шемлену. О да, он хорошо помнил, что за спиной у него - именно человек, помнил, насколько недопустимо то, что уже происходит между ними, и то, что еще только должно произойти. И хотелось бы обвинить во всем смятение чувств и потерю контроля, но Лирандин удивительно четко осознавал и действия Луи, и собственные желания. Он знал, что это неправильно - и все равно хотел этого.
  Первый, еще очень тихий стон сорвался с губ, когда ласковая ладонь прошлась по налившемуся кровью члену - прикосновение было совсем легким, но тело отозвалось на него так же ярко, как на самую настойчивую ласку. Тем более что одновременно с этим горячее дыхание, а вслед за ним - и поцелуй обожгли шею, и Йен выдохнул новый стон, громче прежнего. Несмотря на то, что его любовник действовал осторожно и нисколько не торопился, возбуждение вспыхнуло в долийце мгновенно - видимо, так сказывалось долгое отсутствие близости.
  Вот только разве происходящее между ними можно было так назвать? Йен почти не знал этого шемлена, тот уже неоднократно успел вызвать его раздражение или гнев, говорил непристойности и откровенные пошлости, да и просто был шемленом в конце концов! Похоть - единственное, что могло быть между ними, и долийцу было стыдно за то, что он не только не испытывает отвращения, но и разделяет ее, но... остановиться он по-прежнему не мог.
  Вместо того, чтобы отстраниться, он подался еще на полшага назад, теперь уже прижимаясь к Луи всем телом. Он спиной чувствовал напряженную плоть, и это ощущение волновало его, как будто все происходило впервые. Йен поймал руку любовника, лежавшую на его груди, но не для того, чтобы убрать ее - прижав ее к своим губам, он поцеловал пальцы шемлена. А потом повернулся к нему лицом и обвил руками его шею, глядя ему в глаза все так же строго - будто одним этим взглядом хотел предупредить, чтобы тот не вздумал сейчас ошибиться или оступиться.
  Ведь до сих пор проклятый шемлен делал все удивительно правильно - словно играл на Йене, как на музыкальном инструменте, мелодию, ноты которой хорошо знал.

  Если и оставался еще момент, когда можно было отступить, передумать, то он был именно сейчас, когда они смотрели друг другу в глаза и почти не прикасались друг к другу. И рассудительная сторона Йена, все, что было в нем самым важным и значительным - гордость, чувство собственного достоинства, ответственность и та особая долийская честь, которую никогда не понять ни одному шемлену, - вопила от негодования, требуя немедленно оттолкнуть Луи, взять себя в руки и прекратить все раз и навсегда.
  Но была еще и вторая сторона - чувственная, страстная, сплетенная из эмоций, ощущений и желаний, - и ее шепот был тих, но без труда затмевал собой голос рассудка. Она не требовала - просила позволить себе один безумный, безнравственный поступок, минуту слабости, которую потом можно будет забыть, выкинуть из головы и никогда не вспоминать. Разве он не заслужил немного отдыха и удовольствия после всего, что довелось пережить за последние дни?
  За этот торг с самим собой тоже было стыдно: идти на поводу у собственных желаний - это удел шемленов, а еще - путь, ведущий прямиком в лапы к демонам. Но взгляд Луи, его прикосновения и жар, который источало его тело, обещали так много, что Йену казалось - оно стоит того. На эти недолгие минуты демоны глубочайшей бездны могут подавиться его душой, а после он найдет способ вернуть ее обратно, словно ничего и не было.
  Йен так и не отступился от своих желаний, хотя когда Луи потянулся к нему за поцелуем, он невольно дернулся, точно в попытке отстраниться. Это казалось чем-то даже еще более личным, чем отдавать ему свое тело - словно признание симпатии и нежности, которых между ними не могло быть. Но то была лишь секундная заминка, после которой долиец решил: если уж падать в бездну - то целиком. Он ответил на поцелуй шемлена, запуская пальцы в его влажные волосы, и прильнул к нему всем телом, снова чувствуя дрожь, которую вызывала эта жаркая близость.
  Луи подхватил его на руки, и Йен послушно обвил ногами его бедра: его тело как будто помнило все движения и действия, и он реагировал даже раньше, чем успевал об этом подумать. И все же волновался, не чувствуя и десятой доли той уверенности в любовнике, которую испытывал с Артасом. Тогда он мог доверять с закрытыми глазами, ничего не бояться и знать наверняка, что не почувствует и намека на боль. Сейчас - впереди ждала неизвестность, но странным образом это не столько пугало, сколько будоражило. Все было новым, незнакомым и неизведанным, и Йен с удивлением отмечал, что вместе с возбуждением начинает испытывать и нетерпение.
  Они оказались на мысе, и Лирандин крепче обнял шемлена, зарываясь лицом в его волосы, словно боялся упасть. Сердце бешено колотилось в груди, и голова шла кругом, но о том, чтобы остановиться не могло быть и речи. Йен заглянул в лицо Луи, точно пытаясь разглядеть в его глазах что-то, что поможет ему унять волнение, и тихо попросил:
- Только ничего не говори... Прошу, - а потом подкрепил свою просьбу новым поцелуем - на этот раз настойчивым, почти жадным.

  Луи сейчас мало походил на того шемлена, которого Йен имел "удовольствие" терпеть рядом с собой последние три дня. Куда только делся улыбчивый зубоскал, насмешливый, едкий, несерьезный и поверхностный? Разве он не должен был уже давно высмеять долийца с его дрожью, волнением и нелепыми просьбами? Такая перемена удивляла Йена, но вдаваться в ее причины он был не в состоянии - с каждой минутой мысли начинали казаться все более лишними, а значение имели только ощущения.
  Теплый, почти горячий гладкий камень под спиной, ласковые руки, которые прикасаются к его телу так осторожно, будто Луи и в самом деле понимает - знает, чувствует, - что любая грубость может заставить Йена резко изменить свое решение. Прикасаются с нежностью и, как ни странно даже думать такое о шемлене, с уважением. Лирандин вовсе не был хрупким цветком, способным завянуть от неосторожного движения, но после той грязи и мерзости, которую он видел вчера, после пьяного шевалье, который скрутил его и едва не отымел, не хотелось ничего, что могло бы напомнить об этом.
  Всего на мгновение Йен испытал прежнее смущение, и кончики его ушей выдали это, предательски покраснев - когда Луи отстранился, чтобы посмотреть на него. Он не стеснялся своего тела, как и своей наготы, но ощущение, что его рассматривает кто-то совершенно чужой, было непривычным. Но, как и все, что происходило сейчас на этом озере, это одновременно пугало, смущало и будоражило.
  Поборов желание закрыться, сжаться в комок, Йен послушно раскинулся на камне и был вознагражден за это прикосновением горячих ладоней, пустившим новую волну дрожи по всему телу. Он шире развел бедра, уверенный - и жаждущий этого, - что Луи сейчас накроет его тело своим, но тот почему-то медлил. Бережные, но жаркие ласки, которые дарили губы и язык любовника, были приятны, но вместе с тем усиливали нетерпение Лирандина - его желание не нужно было распалять, он знал, чего хочет, и хотел этого немедленно.
  Новый стон, тихий и протяжный, выдавал это нетерпение, будто долиец пытался поторопить так Луи, но совсем скоро он резко оборвался. Это губы любовника коснулись члена Йена, заставив его вздрогнуть от того, как ярко откликнулось на это прикосновение все его тело. Но на этом шемлен не остановился, и когда его язык скользнул между ягодиц Йена, тот тихо вскрикнул - в этом звуке было удивление, но совсем не испуг.
  Но уже следующее движение языка заставило эльфа выгнуться от удовольствия и выдохнуть громкий стон. Ничего подобного он никогда не испытывал и теперь терялся между стыдом и наслаждением. Победило явно второе, потому что Йен приподнял бедра, сам подаваясь навстречу непристойной, но такой приятной ласке, и запустил пальцы в волосы Луи, чуть сжимая светлые пряди.

  Это все еще казалось сном - немного постыдным, очень смущающим и невообразимо приятным. То, как давно Йен не имел возможности нормально отдохнуть и тем более поспать, только способствовало этому ощущению нереальности. Ему и в самом деле снились время от времени такие сладко-мучительные сны, после которых он просыпался в поту и с изнывающим, налившимся кровью членом, и все, что оставалось тогда делать - это закрыть глаза и ласкать себя, думая о том единственном, кто прикасался к нему так же.
  Вот только вряд ли долийцу могли присниться ласки, о существовании которых он даже не догадывался. Как бы ни называлось то, что делал с ним шемлен, это было ново и незнакомо, а еще - это заставляло Йена кусать губы от удовольствия, но даже это не помогало сдерживать стоны, которые становились только громче. Он путался пальцами в волосах любовника, оттягивая их в моменты, когда особенно яркие импульсы наслаждения пронзали все его существо, он открывался перед ним, беззастенчиво подставляясь его взгляду и ласкам, он откровенно предлагал свое тело, не помня себя от удовольствия.
  А за мгновение до того, как Луи вошел в него, Йен посмотрел в его глаза и вдруг очень отчетливо ощутил реальность происходящего. Он действительно сейчас примет в себя мужчину - впервые за четыре года вынужденного одиночества, и этот мужчина совершенно чужой для него, почти незнакомый человек. И единственное оправдание для этого - неумолимые желания тела, слишком молодого и здорового для того, чтобы хоронить себя заживо вместе с погибшим возлюбленным.
  Хотелось закрыть глаза и представить себе Артаса, но Йен не мог позволить себе подобного малодушия - это было бы просто нечестно по отношению к нему. По отношению к Луи, пожалуй, тоже, но это мало беспокоило эльфа - скоро их пути разойдутся, и если Творцы будут милостивы, больше не пересекутся. Кто ему этот шемлен? Постыдная слабость, о которой он очень постарается как можно скорее забыть. А пока...
  Йен шумно, прерывисто вздохнул, почувствовав в себе любовника - больно не было, но ощущение успело стать непривычным, почти некомфортным. К счастью, Луи не спешил, и у эльфа было время расслабиться, перестать зажиматься и напомнить себе, каким удовольствием это обернется для него. И в самом деле - осторожное движение, которым шемлен вошел в него глубже, словно высекло искру, и следующий вздох уже был похож на стон.
  Перестав царапать ногтями камень, будто пытаясь удержаться за него, Йен обнял любовника и притянул его еще ближе к себе. Он все еще оставался чужаком, но его жар согревал, а его близость доставляла удовольствие, и долиец тянулся к нему искренне, надеясь ответить ему тем же. Вот только долго выдерживать его удивительно прямой взгляд Йен не смог: все-таки закрыл глаза и тут же выдохнул тихий стон от того, как мгновенно это обострило остальные чувства.