Гаррет пока ещё чутко следил за своими действиями, потея от стараний, но тело беглеца отзывалось на каждый его медленный, затянутый вход напряжённой дрожью, пульсирующей, непокладистой живой твёрдостью, так пикантно отдававшейся в ладонях и паху, и сдерживаться Защитнику становилось всё труднее. Пьянящее чувство власти над живым существом, трепещущим в его руках, чувство... хозяина своей вещи... от него сводило зубы.
©

Теперь уже чем глубже Гаррет протискивал свой ствол, тем меньше его это удовлетворяло. Темп был изматывающе черепаший, ему хотелось большего, но эльф и так давал ему всё, что мог. Тот льнул к стене всё ближе, будто надеясь, что вертикальное положение чем-то поможет ему, ощущал спиной доменную печь всё придвигающегося тела своего истязателя, чьи зачастившие толчки перестали быть осторожными и отдавались режущей болью в заду и паху, прокатывались тупой волной по всему телу. Выжимки разбитых стонов стекали из оскаленного рта Фенриса, ладони воина жадно прожёвывали поджарое, плотное и жилистое эльфийское тело. Одна из них легла снизу на его подрагивающий впалый живот невыносимо близко к стоящему, требующему занятия члену. Беглец, когтивший стену, не мог даже передёрнуть, ибо из-за напряжения был риск выдернуть, а Хоук был слишком увлечён отвоёвыванием у Фенриса всё большего места для собственного ствола.
Ощущения, почти забывшиеся, до того будоражили и распирали Гаррета, что ему казалось, что вот-вот он не совладает с бешеным ритмом силы, испытывавшей его изнутри на прочность, и разорвётся настоящим демоном. Эльф тоже это чувствовал и готов был рыдать от ужаса и отчаяния. Татуировки уже занялись холодным светом, а никаких видений не было и в помине. Неужели всё-таки всё напрасно, и те призраки прошлого, которые беглый раб видел в первую ночь, были лишь плодом воображения и крепкого вина?

Фенрис, проклиная всё, грыз толстую шкуру ненавистного Хоука, как чёрствый хлеб. Если теперь и кричать было нельзя, то это всё, что ему оставалось. Он уже думал впиться в швы на другом плече Гаррета, чтобы отрезвить его, чтобы он прекратил, однако Защитник и так видел и знал... и ему было хорошо... Правда, не видел он того, что покрывается кровью бедолаги его ствол, что распаляются сильнее белые знаки на мокрой коже эльфа. Озверевшему воину уже казалось, что он проникает до самой печёнки, что, судя по злому слёзному мычанию беглеца, было близко к правде. Скрюченное, светящееся от ллириума тело в руках Хоука пронизывала отчётливая пружинистая дрожь, и Гаррету стало просто необходимо зацепиться за что-то ещё, чтобы его не унесло. Фенрис ясно осознал, что Защитник потерял контроль, запоздалый страх за целостность своих внутренностей пронзил раздавленного нечеловеческим напряжением эльфа и он снова грохнул затылком о стену, а его зубы чуть не раскрошились от усилия, с которым он стиснул челюсти. По-звериному застонал воин, вцепился, найдя их, в пересохшие губы беглеца, как в ветку над бездной, и всё вспыхнуло.